Татибы и пирамида «Мира без Героя»

(автор: gest)

arishai как-то спросила меня, какой татибе соответствует Север (северная этика Крылова). Правильный ответ: никакой не соответствует, потому что этические системы Крылова и татибы — это две совершенно разные вещи. Я понимаю, что это не всегда очевидно, но некоторые мои системы имеют много общего, потому что они об одном и том же; некоторые я искусственно скрещиваю, потому что это доставляет мне эстетическое удовольствие («смысловая рифма»); но часть систем никак не пересекается, в связи с полным несовпадением предмета, параметров и точки отсчёта. mortulo на днях сказал, что со мной, как с револьвером — никогда не знаешь, что именно я зарядил в барабан, и какую именно концепцию я собираюсь использовать в этот раз. У меня их несколько, и все рабочие 🙂.

При этом, нельзя отрицать, что сходство между разными системами может присутствовать, потому что меня всё время волнуют одни и те же вопросы. В этом плане, татибы представляют собой интересный случай. Действительно, три татибы из пяти связаны с классической четырёхугольной схемой, о которой я уже не раз писал. Жёлтая татиба — это Огонь (Юг); Белая татиба — это Вода (Восток); Синяя татиба — это Воздух (Запад). Земли (Севера) тут нет: две оставшиеся татибы — это моя попытка изучить новые для меня явления. Красная татиба — это моя реакция на идею коммунизма, который не сталинизм. Для меня-то это всегда был один и тот же сатанизм, но оказалось, что есть люди, которые до сих пор чётко разделяют поклонение Антихристу (сталинизм) и веру в Дьявола (коммунизм). И это отчуждение может быть взаимным, потому что я видел идейных сталинистов, называющих настоящих коммунистов «троцкистами», потому что коммунисты «верят в мировую революцию, как Троцкий». Чёрная татиба — это моё восприятие специфической идеологии «внегосударственного ультракапитализма», которая по сути своей недемократична. У нас сторонники таких взглядов нередко пользуются дарованным их верой правом на ложь, но в США подобные персонажи, включая русскоязычных, не отказывают себе в удовольствии расставить точки над i. И это нечто.

—————————

Чтобы проиллюстрировать высказывание о том, что три татибы из пяти для меня типичны, а две нет, я хотел поговорить о них в терминах «мира без Героя».

Жёлтая татиба — типичная суперанимальская пирамида, с тем исключением, что Великий Хан, вершина пирамиды, в рамках своего мифа представляет собой Абсолютного Героя, «суперанимала суперанималов». Это дракон, который пожирает других драконов, и пирамида, которой суждено уничтожить или поглотить все другие пирамиды.

Белая татиба — «пирамида без верхушки», «пост-пирамида», «Матрица». Общество, которое существует за счёт жесткого и иерархичного коллективного мифа, который транслируют и поддерживают находящиеся у власти суггесторы, которые, в свою очередь, сами являются жертвами и носителями мифа.

Синяя татиба -— суггесторская республика, как она есть. Суггесторы договорились с неоантропами, суггесторы договорились с другими суггесторами, и теперь, вместо того, чтобы пожирать друг друга, суггесторы меряются силами, соревнуясь за голоса и денежные пожертвования со стороны диффузников.

С двумя оставшимися татибами всё сложнее.

Чёрная татиба — это не общество суггесторов. Если суггесторам разрешить играть в неограниченный капитализм, они тут же изобретут самый лучший бизнес — религию. Это как обложить дураков налогом на глупость. («Обезьяна сказала другой обезьяне: отдай мне свой банан, ибо так хочет Солнце» — «True Detective» (c).) Но там, где одни суггесторы изобретут религию, другие придумают штуку покруче, и изобретут государство. А потом они подпишут под себя диффузные массы, пойдут к первой группе суггесторов и скажут: «Давайте доить лохов в четыре руки, вы будете учить, что их дело — слушаться нас и отстёгивать нам, а за это мы вам оставим всё, что вы сумеете выклянчить себе в довесок. А если нет, то мы вас ликвидируем, как класс, и подыщем старику Крупскому новую вдову». Какая уж тут свобода рынка. Нет, как ни странно, либертарианский миф во многих своих аспектах опирается на неоантропский подход («отказ от иллюзий», etc.). В этом смысле даже автор священных текстов чёрной татибы, Эйн Рэнд, не так уж далеко ушла от тех же братьев Стругацких в своём обличении агрессивного серого быдла, мешающего жить настоящим людям и истинным творцам. Как тяжко быть евреем в Российской империи. Итак, чёрная татиба мечтает о некой специфической форме сосуществования неоантропов и диффузников, опирающейся на строгие правовые (внегосударственные) нормы, и поддержанные рациональной волей Рынка. (В свои лучшие деньки Переслегин бы начал говорить о системе информационных объектов разных уровней, начиная с индивидуальных «колец» и заканчивая всемогущим Левиафаном товарно-денежных отношений, которому прислуживают мелкие «левиафанчики» конкурирующих на рынке правовых юрисдикций. Там, где Великий Хан обещает своим подданным рано или поздно воплотиться на Земле в теле человека, Невидимая Рука собирается облечься в телесность глобального информационного объекта.)

Красная татиба — если она и обещает неоантропский коммунизм, то только в далёком коммунистическом будущем 1980 года. («То поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество» — В.И.Ленин.) С таким же успехом можно говорить, что в настоящем коммунистическом обществе все люди будут совершенными Героями. Нет, фокусом красной татибы является диффузник, воспитанный машинами и за счёт этого слабоуязвимый к типичным суггесторским разводкам. Неоантропы в этом мифе тоже присутствуют (в конце концов, именно они обычно изобретают машины), но роль у них скорее подчинённая, хотя и важная. Иначе говоря, способность неоантропа противостоять внушению, его контр-суггестия — это индивидуальный процесс постоянной рефлексии, самоанализа и размышлений о собственных мыслях. А идеальный красный пролетарий просто перенял свои культурные коды от механизмов, и потому его мышление завязано на машинный код и процессы коллективной трудовой деятельности, оно массовое и при этом объективное, как сама техника объективна и чужда человеческим мифам.