Летучие лисицы и сумчатые черепахи
Сумчатые черепахи не были любимой пищей летучих лисиц, хотя летучие лисицы время от времени их всё-таки ели. Хватали в когти, поднимали к небесам и сбрасывали вниз на камни, как земной орёл земную черепаху — просто потому, что могли.
Но сумчатые черепахи были пересмешниками, и, помимо прочего, они умели копировать звуковую коммуникацию летучих лисиц, что делало их в глазах лисиц интересным и заслуживающим внимания объектом. Как всякий сложный и умный хищник, лисицы любили играть, и черепахи постепенно становились их любимыми игрушками. (Они точно не воспринимались, как конкуренты-хищники, черепахи не покушались на еду лисиц и вообще не представляли особой угрозы.) К тому времени, у лисиц уже сформировалось бережливое отношение к ресурсам, и они постепенно переходили к разведению полезных существ, пусть на тот момент ещё не осознанному.
Лисицы таскали черепах с места на место, устраивали на них шуточную охоту, «селили» их поближе к гнёздам и знакомили с ними детёнышей. Лисицы пытались общаться с черепахами и слушали их выученные реплики. Можно сказать, что одним из базовых мифов цивилизации разумных сумчатых черепах был миф об Эдипе и Сфинксе: могучее крылатое существо задаёт тебе загадку, смысла которой ты до конца не понимаешь, но молчать нельзя, а если ему не понравится твой ответ, оно тебя убьёт.
В «полон», безусловно, попадали и детёныши, и самки с полной сумкой. Кто-то даже умудрялся образовать семью и произвести на свет новое поколение. Выживали те, кто лучше переносил постоянный стресс, кто обладал наиболее гибким языковым поведением, кто способен был наиболее успешно «общаться» и так или иначе взаимодействовать с лисицами.
Нормальным поведением для всех живых существ, вынужденных делить остров с лисицами, был страх перед шелестом крыльев, перед огромной крылатой тенью. Патологией был интерес к Крылатой Смерти, стремление оказаться к ней поближе, потрогать её шёрстку, потискать её детёнышей. Но именно подобная патология внезапно оказалась адаптивным преимуществом и фактором выживания. Черепахи научились любить лисиц. [Биолог-паразитолог мог бы высказать циничную гипотезу о том, что лисицы заразили черепах своими паразитами, а паразиты заинтересованы в том, чтобы промежуточный хозяин «любил» окончательного хозяина и стремился к нему.]
По времени и масштабу описываемые события были сравнимы с антропогенезом, это миллионы лет. От ситуативного сожительства наши виды перешли к взаимовыгодному сотрудничеству — хотя сожительство поначалу было недобровольным, а сотрудничество в первую очередь исходило из интересов только одной стороны. Лисицы научились дрессировать свои «игрушки» и использовать их для дела. Черепахи начали работать на лисиц, ухаживая за их хозяйством. Они следили за травоядными, заботились о нужных растениях, подкармливали рыб в прудах. Полезные особи передавали гены дальше, бесполезные и глупые отбраковывались.
У черепах обнаружился талант к орудийной деятельности. В первую очередь у них были цепкие и ловкие руки, в то время как лисицам с их крыльями приходилось обходиться зубами и задними лапами. Конечно, подобно земным врановым или человекообразным обезьянам, лисицы были способны отломать и обгрызть палочку нужной длины, чтобы выковыривать мелких животных из норы или дупла, и они вполне умели колоть камнями раковины каких-нибудь моллюсков. Но черепахи всё это делали лучше, и с какого-то момента они начали изобретать и совершенствовать собственные орудия.
К этому моменту у черепах уже был свой язык. Это были сигналы-выкрики-команды лисиц, усвоенные черепахами для коммуникации с лисицами, но ставшие средством общения черепах между собой, в рамках их трудовой деятельности. На радость Энгельсу, рабский труд черепах на лисиц сделал из черепахи «человека», сумчатые черепахи обрели полноценный разум. Но общение и сожительство с разумным существом сделало «человека» из летучей лисицы, пусть это был и совсем другой человек. Иначе говоря, на тот момент ещё неразумные, но очень умные и способные к сознательной деятельности лисицы приручили очень умных черепах и методом естественного-искусственного отбора (селекции без замысла) вывели из них разумных существ. Произошедший от сигналов лисиц язык черепах стал полноценным инструментом анализа, размышлений и рефлексии — и вернулся к лисицам обратно, уже от черепах. Лисицы «заразились» разумом.
Совершенно разные по структуре мозги этих двух рас стали развиваться синхронно, являясь вместилищем общей культуры, одних ментальных программ. В каком-то смысле черепахи всё больше вписывали лисиц в свои социальные структуры, подобно тому, как лисицы когда-то включили черепах в свою (прото)-хозяйственную деятельность.
После того, как черепахи изобрели копья, дротики, копьеметалки, пращи и луки, они стали представлять для лисиц большую угрозу, чем лисицы для них. Но отбор шёл между отдельными группами, являющимися носителями различных социальных моделей. Выигрывали те, где черепахи и лисицы сотрудничали наиболее плотно и действовали совместно. По крайней мере, в случае силовых конфликтов они превосходили и группы отдельно живущих разумных черепах, и тех лисиц, чьи черепахи всё ещё оставались бесправными «говорящими орудиями». (Не говоря уже о реликтовых группах архаичных, «дочерепаховых» лисиц.)
Летучие лисицы могли использовать задние лапы, чтобы с пикирования метать заранее изготовленные снаряды и дротики. Примотанная к лисице за счёт кожаной сбруи черепаха понижала манёвренность и радиус действия своего «самолёта», но обеспечивала лишнюю пару глаз и лишнюю пару рук в воздушном бою — рук, которые могли держать лук или копьё.