Север: детали, примеры, подробности (продолжение)
Немного о Востоке, Севере и о их отражении в сознании разных товарищей…
Вот пост, который я тогда ещё хотел разобрать.
«Желательный результат отдельно взятого группового конфликта в первой этической системе, критерий прекращения военных действий: «оставьте нас в покое, не мешайте нашему общему образу жизни». Если для этого противник должен поголовно исчезнуть, не вопрос. Позднесоветский лишьбынебыловойнизм принадлежит именно к этой этике«. То есть советское лишьбынебыловойны — это Юг?!
(Там даже uma_palata не выдержал и написал: «Позднесоветский лишбынебыловойнизм вряд ли южный. Его скорее стоит примерить к Востоку«. Мне он в комментах обычно фигню разную пишет. Хотя про боевого робота — это тоже… хм.)
Конечно, 17ur имеет право выдумать собственный Юг, где энты и Фродо. Но ведь он при этом ссылается на Крылова и обитателей арабских гетто во Франции!
У Крылова Юг — это Африка, Ближний Восток и разные недоразвитые регионы с исламской компонентой. Уж какое там лишьбынебыловойны…
Переходим к моему любимому куску. Это, пожалуй, стоит процитировать целиком.
«Во второй этической системе (Восток) отрицается тотальность войны. То есть если тебе хочется пырять мечом, ты имеешь полное право пырять мечом — но только вооружённого противника, который и сам не прочь. Записывайся в ополчение, выходи на большую дорогу, таскай копьё за сэром рыцарем… Война становится занятием особой части населения, и целью конфликта становится выгода этой части. Средства ведения войны в этой системе этично ограничивать. Поговаривают (врут?), что в том же древнем Китае некоторые битвы просто разыгрывали — моделировали на картах или как-то так. После чего «проигравший» полководец договаривался о последствиях. Торжество ограничения.
С другой стороны, реактивность остаётся, ибо даже тому, кто не имеет ничего против войны, этика не позволяет её начать первому. Поэтому в средневековых обществах старая вражда ценилась, ибо она была поводом для праведной войны.
В сочетании с ограничением средств ведения войны, такая реактивность подразумевает её предсказуемость: то есть объявление войны как объяснение её, «иду на вы», «защищайтесь, благородный сэр», «мусульмане спёрли Гроб Господень, едем разбираться» и всё такое.
Поведение Японии, как более-менее современно воевавшей державы Востока, в этой связи вызывает вопросы: и в русско-японскую (Порт-Артур), и во Вторую Мировую японцы (Пёрл-Харбор) нападали внезапно. Однако это были именно что локальные удары, в принципе неспособные войну выиграть: своего рода бросок латной перчатки в лицо, который праздником для лица отнюдь не является. Концепция соккузен сокетцу — «решительного прекращения враждебности» — во многом опиралась именно на психологический эффект, а не на эффективное физическое доминирование на поле боя: если хотите, на то, что противник испугается и извинится до нанесения серьёзных побоев.
Итого для Востока: а) неспособность к превентивной войне, б) желательность объявления войны, в) ограничение собственных средств ведения войны («мы сражаемся тем же, чем и вы», отказ от огнестрела), война по правилам типа «меч против меча», ценность нематериальных составляющих боеспособности (тот же самурайский дух), г) избирательность конфликта — воюют не все.
Желательный результат отдельно взятого группового конфликта во второй этической системе, критерий прекращения военных действий: «нашли князю чести, а себе славы», где под «честью» понимается и репутация, и материальная выгода (скажем, снять нефтяную блокаду), а под «себе» — некое воинское сословие, дружина».