Мениппея: суть и описание
Ещё раз пробегусь по теории:
1. Классическая мениппея содержит в себе «ложную фабулу» (события, о которых нам рассказывает рассказчик, один из персонажей), истинную фабулу (которая заметно превосходит ложную по хронологическому охвату; это события, которые на самом деле произошли в той реальности, где действует рассказчик) и исторический контекст (события, которые произошли в том мире, где находится сам читатель). Последний, исторический слой нужен для для дополнительного «сжатия» информации — реальный мир используется, как источник «подгружаемых текстур», что обеспечивает сверхвысокую информационную плотность текста. На самом деле, структура мениппеи может быть ещё сложнее, за счёт дублирования, вложения и взаимного отражения вышеупомянутых структур.
2. Рассказчик не равен автору, рассказчик — это персонаж, искусно сконструированный автором. Существенная разница между позицией автора, то есть его планом на произведение в целом, и позицией рассказчика, выраженной в его собственной истории, задаёт объём метасюжета.
3. Рассказчик пытается нас обмануть. Именно это позволяет нам обнаружить нестыковки в его истории; нестыковки содержат ключ к его личности и мотивации; понимание личности рассказчика приводит нас к раскрытию замысла автора. Сам автор является абсолютным гением, поэтому в его сюжете нестыковок нет. Ошибки делает рассказчик, как искусственно созданная, несовершенная личность.
4. Рассказчик полный хозяин своего текста, но в реальном мире у него никакой силы нет; там полностью распоряжается автор, так как из них двоих только автор является настоящим человеком. Именно поэтому часть информации, имеющей отношение к сюжету, автор может транслировать за счёт внешних по отношению к тексту рассказчика артефактов, от предисловия и примечаний (форматирования, нумерации страниц, состава сборника) и вплоть до обстоятельств публикации, а то и прижизненных интервью. Всё, что окружает текст, может интерпретироваться как сознательный перфоманс автора, направленный на раскрытие дополнительных смыслов, заложенных в произведении.
В общем, Барков смотрел на литературное произведение так, как гностики смотрели на саму реальность. Он, мягко говоря, думал не так, как думают обычные люди.
Обычные люди (и профаны-литературоведы) воспринимают окружающий мир, как объективную реальность, а художественный текст — как описание подобной же реальности, пусть и другой, не нашей. Они могут допускать, что часть информации об этой реальности от них спрятали («а на самом деле, Дамблдор заранее распланировал все действия Вольдеморта, просто Гарри об этом не знал!»), но не более того.
Для Баркова существовал гениальный автор (истинный Творец) и его несовершенное создание, рассказчик (сотворённый Демиург). Помимо прочего, гениальность автора проявляется в том, что он сумел создать личность, непохожую на себя. (Творец творит совершенную реальность и духов, подобных ему по природе, но он сотворил и Демиурга с его материей. В то время как ущербный Демиург может создавать только подобные себе вещи, такие же ущербные.) «Сюжет», который видят профаны — это история не автора, а рассказчика, придуманная последним с целью сокрыть от нас истинную природу событий. (Демиург создаёт ложную реальность, но пытается представить её в качестве единственно возможной «версии».) Способность выйти за рамки иллюзии приводит к постижению истины: читатель узнает что-то важное не только том мире, где происходило действие произведения, но и о той реальности, где живёт он сам. Именно это последнее осознание и является целью всего.
Таким образом, мениппея — это не аллегория, не история недостоверного рассказчика и не конспирологическая трактовка сюжета, хотя она использует элементы и того, и другого, и третьего. Мениппея — это мениппея.
P.S. Фильмы «Малхоланд Драйв» и, пожалуй, «Обыкновенные подозреваемые» используют для построения сюжета элементы мениппеи, пересказанные киноязыком. Вопрос о возможности создания мениппеи по Баркову средствами кино остаётся открытым.
P.S.S. Это безумие и неправда, но это концепция, без которой мир стал бы меньше. По крайней мере, насколько я могу судить, это действительно что-то уникальное; это сюжет, которого не существовало до Баркова, в отличии от вышеупомянутой концепции «ненадёжного рассказчика», сюжетной конспирологии или трактовки текста, как аллегории. Барков принёс эту концепцию в нашу реальность.