Поршнев и советско-марксистская тайнопись
Крестьянские массы дышали атмосферой напряженного ожидания этого переворота, который будет „страшным судом“ над их притеснителями. […] В этом смысле христианская церковь не только не противилась воле к восстанию, но и на словах продолжала поощрять ее […], непрерывно лицемерно звала готовиться к грядущему перевороту, даже брала на себя функцию генерального штаба этого переворота. […] Она вселяла в крестьян уверенность в победе, демагогически разжигала их жажду справедливости и мести, она обещала им больше того, о чем они сами смели мечтать. Могли ли они после этого ей не верить?
Христианство на протяжении средневековья, будучи могучим рычагом защиты и укрепления феодального строя, вместе с тем на словах не переставало быть идеологией протеста, идеологией отрицания окружающей действительности. Без этого оно непонятно, без этого оно не могло бы служить господствующему классу…
Массы требовали „последнего часа“, „страшного суда“ как можно скорее. Но „штаб восстания“ требовал выдержки, терпения — до решающего дня, который будет выбран самим вождем, Мессией.
[Церковь] говорила крестьянину: руководитель бдит, будь готов, ибо в любое мгновение он может дать сигнал, которым будет оглушительный трубный глас; срок близится, ты примешь участие в великом перевороте, и все твои враги получат по заслугам; если ты и не доживешь до срока, спи спокойно в могиле, ты все равно примешь в нем участие, ибо трубный глас разбудит тебя и ты восстанешь. И крестьянин не мог не прислушаться к этим обещаниям. Было расчетливее подождать, потерпеть, покряхтеть, зато получить, в конце концов, обеспеченную, надежную победу в руки. Иной и умирал с улыбкой заговорщика и победителя.
Она как будто давала массам именно то, чего им так остро недоставало: общую задачу, единство, словом, преодоление разрозненности. Но это был мираж! На самом деле христианская церковь […] стремилась отвести их от борьбы. Она достигала этого тем путем, что относила их освобождение и установление справедливого божьего „тысячелетнего царства“ все дальше и дальше в будущее, в жизнь после воскрешения из мертвых, в потустороннюю жизнь…»
Вите суммирует тезисы Поршнева:
«В целом можно сказать, что авторитет церкви держался на «трех китах»: средневековая церковь провозглашала себя и только себя подлинным «генеральным штабом» грядущего восстания против угнетателей и гарантом победы царства справедливости; неустанно заботилась о поддержании и сохранении монополии на всю духовную жизнь человека за счет максимального охвата всех ее проявлений единым и целостным вероучением; создала разветвленный аппарат низшего сельского духовенства».
Христианская церковь как штаб восстания против феодализма, который отодвигает дату окончательной победы справедливого общества всё дальше и дальше в будущее? Что?
Но если заменить слово «церковь» на «партия», текст начинает выглядеть так:
Коммунистическая партия — суггесторская структура, смысл существования которой — в защите и укреплении сложившегося советского строя, власти правящего класса. При этом, на словах «коммунизм» не перестаёт быть идеологией протеста, идеологией отрицания окружающей действительности. Коммунисты давно обещали построение царства справедливости, но конкретные сроки отодвигаются всё дальше и дальше в будущее. Авторитет партии держится на трёх китах: коммунистическая партия провозглашает себя и только себя подлинным «генеральным штабом» революционных сил и гарантом победы коммунизма во всём мире; неустанно заботится о поддержании и сохранении монополии на всю духовную жизнь человека за счёт максимального охвата всех её проявлений единым и целостным вероучением; создаёт разветвлённый аппарат низовых парторганизаций.
Намного осмысленнее и точнее, правда?