Разум. Невиртуальность. §3

 

(автор: arishai)

 

Много лет назад, придумывая космогонию Вселенной наблюдателей, я определила способ существование мира как вечное решение дихотомии. На разных уровнях эта дихотомия принимала разный характер. Она происходила из чего-то единого в верхнем уровне, но расщеплялась на следующем, создавая причину для существования этого следующего уровня. Есть уровень, на котором нет разницы между пространством и временем, или тот, на котором материя и энергия едины.

Наш, человеческий мир порождает вопрос о личном и массовом, но здесь они ещё едины. Мы чувствуем этот разрыв — но для нас он скорее потенциален; люди создаются обществом так же, как создают его. Уровень, который создадим мы, будет решать это противоречие, и там массовое и личное будет очевидно различны так же, как для нас — материя и энергия. Зная, что по сути это одно и то же, и даже умея превращаться одно в другое, мы тем не менее видим, насколько огромна разница между ними.

Мы не можем представить себе, какой разрыв ляжет между массовым и личным, но он имеет обратную связь, он влияет и на нас — немного, и всё же мы чувствуем это влияние. Мы рефлексируем его и его значение.

И чем больше мы делаем это, тем ярче, больше и живее мир, производный от нашего, где бы он ни находился.

«Заражение» массовым схоже с проникновением в организм бактерий-симбиотов: оно неизбежно, но, кроме того, только после этого инвазивного акта человеческий ребёнок начинает соответствовать — биологически — виду homo sapiens sapiens. Симбиоз с огромным числом различных микроорганизмов делает человека человеком в биологическом смысле. Каждый из нас — вселенная, в которой проживут жизни миллионы поколений бактерий.

И каждый из нас — отдельная вселенная, в которой проживут жизни сотни штаммов культуры массового бессознательного; попав в голову человека, эти организмы — от архетипов до самых слабых мемов, получат свой уникальный код, ибо позаимствуют части для собственного строительства из сознания своего хозяина. И после этого они вернутся в среду, из которой вышли, но вернутся изменёнными, пусть на мельчайшую свою часть, но — иными.

И так массовое растёт, меняется и поддерживается миллиардами индивидуальных сознаний. И, разумеется, меняет их самих. Только после «заражения» массовым человеческий ребёнок начинает соответствовать — ментально — виду homo sapiens sapiens.

Но одновременно с тем, как в индивиде растёт часть массового, силу набирает и индивидуальное. Эти процессы столь неразделимы, что кажется, будто индивидуальное развивается в пику массовому. И чем больше человек оказывается включённым в культуру, которой принадлежит, тем более в нём развито то, что принято называть индивидуальностью. То, что ошибочно принимают за «принадлежность к массе», то, с чем принято ассоциировать примитивность, неразвитость индивидуального сознания, глупость, в конце концов, говорит лишь о том, что и массовое, культурное не оказало почти никакого влияния на индивида с такими характеристиками.

Решение вопроса о противостоянии массового и личного порождает множество интересных феноменов. Один из них — необходимость принадлежать к какой-либо общности; индивидуальное, стремясь подчеркнуть свои отличия, на определённом этапе делает это через принятие отличий той группы, которую выбирает. Эти группы, эти общности, «нарастают» над индивидуальным, как слои капустных листьев на кочерыжке, а ещё точнее — поскольку каждая следующая общность отражает бо́льшую степень обобщения — они напоминают звёздную систему: яркий (или не очень) шар, а вокруг него — воображаемые, всё расширяющиеся линии орбит. От семьи и близкого круга людей — к нациям.

«Но как случилось, что на протяжении всех этих столетий люди так и не сумели осознать, что сделали с собой посредством визуальной квантификации и фрагментации? Из последних сил восхвалять сегментарный анализ всех функций и действий общества и личности и дико сожалеть о том, что подобное сегментирование поражает и разрушает внутреннюю, духовную жизнь людей! Расколотый человек выходит на историческую сцену как «Мистер совершенная норма». Он по-прежнему сохраняет за собой этот статус, хотя всё больше и больше паникует по поводу электрических средств массовой информации. Маргинальный человек представляет собой «центр без периферии», являясь цельной и независимой личностью. Иными словами, он феодал, «аристократ» и приверженец устной культуры в одном лице. Новый городской житель или буржуа ориентирован на систему координат «центр — периферия». Можно сказать, что он визуален в своей ориентации, озабочен собственным внешним видом, а также вопросами конформизма и респектабельности. По мере того, как он обретает индивидуальность или однообразность, его личность становится целостной, гомогенизируется. Он не может не принадлежать, не быть частью чего-либо. Таким образом, он начинает создавать, а его душа нуждается в появлении больших централизованных группировок, начало которым было положено национальным образованием.»

Маршалл Маклюэн «Галактика Гутенберга»

«Заражение» происходит через все каналы восприятия, проходит все этапы, но самым ярким, самым насыщенным и по сей день является языковой. Мы думаем на конкретном языке, и этимология его слов, принцип построения его фраз, его устойчивые выражения формируют нас такими, какими мы являемся. Именно здесь и только здесь начинается и заканчивается национальность, не имеющая никакого отношения ни к патриотизму, ни к генам, ни к месту рождения; она существует только в нашем воображении. А наше воображение говорит с нами на родном языке.

Эта невозможность отделения себя от языка, на котором ты думаешь, включает человека в некую общность, в группу, разделяющую одни и те же архетипы. Но происходит не только это.

Люди постоянно произносят слова, не вдумываясь в их непосредственное значение. Вот о чём писал Маклюэн, когда говорил, что в Средневековье слова понимались одновременно во всех значениях, что и создавало глубину. Мы привыкли воспринимать только метафорический, символический смысл. Поскольку в принципе уровень виртуальности нашей реальности растёт не по дням, а по часам. Настоящее понимание сказанного, однако, даёт восприятие всех смыслов одновременно. Почему человек выбирает именно такой способ передачи информации, именно эти слова? Его подсознание, поставленное перед выбором из нескольких или нескольких десятков синонимичных тропов, выбирает один. Чем более обширен лексикон отдельно взятого индивидуума и чем более разнообразно лексическое поле, пригодное для описания какого-либо объекта или ситуации, тем интереснее вопрос, почему была выбран данный конкретный способ выражения мысли. К тому же во многих случаях человек выбирает то, что «ближе лежит», свои любимые слова и выражения, и здесь уже просто непаханое поле возможных интерпретаций того, почему именно эти словарные единицы и их сочетания стали любимыми. Ведь именно они соответствует слепку мира, который существует в голове человека.

Слова неотделимы от нас и от нашего подсознания, я думаю, обойтись без слов в путешествии по ландшафтам Бездны невозможно. Одних визуальных и слуховых образов недостаточно, недостаточно движения и погружения в осознание своего тела, его паттернов и микродвижений. Слова необходимы, и необходимы правильные слова. Не описывающее то, что можно представить, а направляющие: слова, складывающиеся в истории. В архетипические ситуации, в метафоры и аллегории, включающие в работу как можно больше слоёв нашего сознания — от буквального значения до самого глубокого смысла.

Слова, обеспечивающие (вечное) возвращение.

 

Возвращение к целостности, где человек — его тело, разум, душа, личность и скрепляющая это частичка жизненной силы Вселенной, неотделимы, неразделимы и не воспринимаются отдельно друг от друга. К той целостности, которую мы когда-то добровольно потеряли, но всё ещё в состоянии обрести совместными усилиями. Взаимодействие внутри группы помогает, потому что оно порождает обратную связь. Понимание своих границ в мире — телесных и психических, помогает очерчивать собственную форму. Пониманием своей связи с миром — телесно и психически, помогает осознать свою целостность как часть чего-то бесконечно большего, что пребудет вечно.

Это взаимодействие порождает виртуальную реальность. Она живая, но в подавляющем большинстве случаев существует недолго (если только её мемы не закрепляются), лишь пока люди дают себе труд её поддерживать. Невиртуальность — долговременный эффект. В неё можно войти, из неё можно выйти, но она, разделяемая множеством человеческих существ, функционирует постоянно. Это не просто воображаемая реальность или даже архетипы и самые стойкие мемокомплексы (такие, как общественные институты), это нечто существующее где-то ещё в Мультиверсуме. Это решение проблемы массового и личного на следующем (но явно не на последнем) уровне. Познание индивидуального невозможно без познания общего: чтобы понять, кто ты есть, нужно совершить путешествие к общим истокам и проследить свою собственную линию, свою партию в великой песне сотворения.

Однажды и невиртуальность тоже устареет, поскольку старение систем — неизбежность. Но пока — это победа этической системы Севера, где коллективное — не пустой звук, но люди могут оставаться самостоятельными и отдельными существами. Новый уровень социальности. И хотя его время настаёт в недалёком будущем, эхо уже звучит в настоящем, и мы можем его услышать.