Человечки Лефевра: герои
Из каждого замка навстречу дракону вышло по герою. Это были лучшие представители своих социумов, и каждый из них пытался строить свою жизнь в соответствии с господствующей этической системой своего общества.
Герой первого замка протянул дракону руку дружбы, хотя дракон был самым страшным чудовищем, какое он видел в своей жизни. Он поступил так, потому что это повышало его этический статус. Он сделал это ради своего города и своей культуры. И дракон испепелил героя, а затем развернулся и улетел.
Герой второго замка бросился на дракона с мечом, хотя дракон был самым страшным чудовищем, какое он видел в своей жизни. Он поступил так, потому что это повышало его этический статус. Он сделал это ради своего города и своей культуры. И дракон испепелил героя а затем развернулся и улетел.
Надо понять, что у Лефевра тут на передний план выходит ирония. Ни один подход себя не оправдал. И каждый подход себя оправдал, потому что и тот, и другой замок остались стоять, и дракон их не тронул. Почему? Он раскаялся. потому что вдруг осознал, что случайно уничтожил разумное существо, и улетел замаливать грехи перед своим драконьим богом? Или он испугался, потому что понял, что народ, способный рождать таких храбрецов, ему не по зубам, и сбежал? Он отреагировал на то, что воспринял как агрессию, или проявил вежливость, решив принять предложенную ему жертву? Или поведение дракона подчинялось каким-то совсем иным, неизвестным нам закономерностям?
Главное, что разницы в результатах не было. Ни один замок не оказался в выигрыше. Каждый замок потерял по герою. И каждый замок превратил своего героя в легенду, в мученика, в святого, в окончательное доказательство того, что их понимание этических вопросов является единственно верным.
[Напоминаю, что вся эта история началась в шестидесятые годы, в СССР, когда Владимир Лефевр в рамках проекта со смутно-оборонной направленностью пытался вывести логически обоснованные принципы функционирования этики. Кончилось это тем, что он сформулировал возможность существования двух внутренне-непротиворечивых этических систем, которые будут различаться только интерпретацией одного единственного логического оператора. Придумав и сконструировав эту формальную систему, Лефевр осознал, что одна из этих интерпретаций кажется ему нормальной и человеческой, а вторая — советской. Доказав самому себе, что его собственные представления об этике расходятся с господствующей этической системой Советского Союза, Лефевр собрал вещички и уехал работать в США.]