Концепция Поршнева

Суть [обрядов инициации] состоит в том, что подростков, достигших половой зрелости  (преимущественно мальчиков и в меньшей степени — девочек), выращенных в значительной изоляции от  взрослого состава племени, подвергают довольно мучительным процедурам и  даже частичному  калечению, символизирующим умерщвление. Этот обряд совершается где-нибудь в лесу и выражает как  бы принесение этих подростков в жертву и на съедение лесным чудовищам. Последние являются  фантастическими замещениями некогда совсем не фантастических, а реальных пожирателей —  палеоантропов, как и само действие являлось не спектаклем, а подлинным умерщвлением.

Самки-производительницы, вероятно, давали и вскармливали немалое потомство. Что касается особей  мужского пола, их количество  могло быть много меньше для обеспечения производства обильной  молоди. Но вырастала ли последняя до взрослого состояния? Надо  думать, что этот молодняк,  вскормленный или, вернее, кормившийся близ стойбищ на подножном растительном корму до порога  возраста размножения, умерщвлялся и служил пищей для палеоантропов. Лишь очень немногие могли  уцелеть и попасть в число тех взрослых,  которые теперь отпочковывались от палеоантропов,  образуя мало-помалу изолированные популяции кормильцев этих палеоантропов».

Итак, современных люди действительно представляют собой одомашненный вид, который разводили их  древние родичи, неразумные палеоантропы. Отбор был как естественным — не вписавшихся в поворот  съедали — так и искусственным, палеоантропы позволяли размножаться только хилым безволосым  «умникам», так как «умники» были самыми внушаемыми. Но «умники» же научились противостоять интердикции,  используя зачатки воображения, чтобы отдавать приказы самим себе, что, в свою очередь, отменяло  любое внешнее принуждение. Развитый мозг оказался палкой о двух концах. «Слабовольных» съедали  первыми (впрочем, как и «буйных»), поэтому «внутренний голос» закрепился. В свою очередь,  вымирали с голода и палоантропы, не способные адаптироваться к запрету на интердикцию. Выжившие  освоили суггестию («внушение»), «интердикцию третьего уровня», отменявшую критику. (Поршнев  сравнивает это с последовательностью «нельзя»-«можно»-должно»; «внешний приказ», «внутренняя  отмена приказа», «внешний запрет сомневаться в приказах».) «Умникам» пришлось изобрести  контр-суггестию, из которой эволюционным путём развилась речь, рефлексия и разум. Так «умники»  вступили на путь, ведущий к неоантропу, человеку истинно разумному. Они могли подавлять свои  инстинкты, что позволило им стать охотниками (а позже — и убийцами), но стоило способности  непосредственно общаться с животными и птицами.

Не все «умники» выбрали этот путь. Небольшая группа так и не смогла развить в себе  контр-суггестию, но научилась копировать запретительные и повелительные команды палеоантропов, в  чём-то даже превзойдя их в искусстве суггестии. Об этих суггесторах Поршнев упоминает кратко,  буквально парой строк. Суггесторы не охотились, но заставляли других кормить себя. Уязвимые со  стороны палеоантропов, они защищали себя, скармливая им более развитых «умников», а заодно  питались крохами с каннибальского стола. Короче, это были прихлебатели, манипуляторы и паразиты.

Люди, начавшие осознавать себя людьми, заселили большую часть земного шара, пытаясь уйти от  власти палеоантропов и суггесторов. Точно по анекдоту: «Куда смотрите?» — «Пытаюсь понять, что  лучше» — «Ну, знаете, как говорится, хорошо там, где нас нет.» — «Вот я ищу, где вас нет!»  Изолированные группы людей изобретали собственный язык, чтобы перестать понимать соседей — непонимание защищало от суггестии. Чужаки, вызывали инстинктивное опасение. Любой незнакомец мог  оказаться нечеловеком, суггестором или кем-то похуже.

А потом, дойдя до краёв своего мира, люди двинулись обратно. И палеоантропы попали в собственную  ловушку — мощные, покрытые шерстью, они слишком напоминали животных, и почти ни в чём не  походили на людей. А зверей люди убивать научились, их ведь выводили в том числе и по этому  признаку. Контрсуггестия, способность к самовнушению, стала главным оружием неоантропов.

Это существо не похоже на нас, это нелюдь — копьём его!
Это существо похоже на нас, наверняка это оборотень, похититель душ — копьём его!
Этот человек совсем похож на нас, он ничем не отличается, но его язык — не наш язык, его племя — чужое племя. А значит, он тоже нелюдь — копьём его!

…С тех пор, человеку на войне было достаточно представить, что враги не люди, а нелюди.  Впрочем, Поршнев вроде намекает на то, что первые смертельные поединки проходили между мужскими  особями дочеловеческих стай по принуждению палеоантропов, которые подъедали образовавшиеся  трупы, заодно уменьшая численность самцов в популяции (самцов всегда сложнее контролировать).

«Если от современных войн с их сложнейшими классовыми, политическим, экономическими причинами  спуститься как можно глубже в познаваемое для исторической науки прошлое  в эпоху варварства, мы  обнаруживаем увеличивающееся там  значение не завоевания, а самого сражения, самой битвы. В  предфеодальные времена результат войны — это убитые люди, оставшиеся на поле брани… А в  глубинах первобытности и подавно не было  ни покорения туземцев завоевателями, ни обращения их в  данников, ни захвата у них территорий. На взаимное истребление выходили только мужчины…»

…По принуждению своих звероподобных повелителей.

==============

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12

Страницы ( 2 из 12 ): « Предыдущая1 2 34 ... 12Следующая »