Концепция Поршнева
(автор: gest)
Всё начинается с концепции антропогенеза советского историка Бориса Фёдоровича Поршнева.
В чём её суть?
Согласно Поршневу, главная загадка и противоречие антропогенеза состоит в том, что люди произошли не от животного, а от антиживотного — и античеловека.
Дальними предками людей были всеядные падальщики-трупоеды, которые подчищали добычу за крупными хищниками. Не имея настоящих когтей и клыков, эти доразумные приматы использовали каменные ножи для разделки туш и раскалывания костей. Обработка камня была рефлексом, а не сознательной деятельностью.
Инстинкт подражания, весьма заметный у обезьян, у австролопитеков развился ещё больше, вплоть до масштабов, угрожающих выживанию вида. Соответственно, развивалось умение блокировать как инстинктивное подражание, так и любое другое действие, вызывая парадоксальную реакцию (вместо естественной реакции на внешние раздражители). Поршнев назвал это явление «интердикцией». Он посвящает данной концепции немало страниц, считая, что именно эти способности стали первой предпосылкой развития разума. Я не буду пытаться пересказать всю цепочку его рассуждений, но выводы он делает тоже достаточно… парадоксальные.
Прямоходящий примат должен был научиться жить среди хищников и крупных травоядных, чтобы всегда иметь источник относительно свежего мяса. Необходимо было слиться со средой, не вызывая у животных ни страха, ни агрессии. И тут на помощь пришла природа.
Благодаря стремлению подражать окружающему миру, предок человека превратился в великого пересмешника. По мысли Поршнева, речевой аппарат развился раньше речи, для имитации звуков, издаваемых животными. Естественный отбор усовершенствовал эту способность. В нужный момент подавая определённые сигналы голосом, жестами или даже взглядом, прачеловек научился — пока ещё бессознательно! — вызывать у животных парадоксальную реакцию, парализуя или даже навязывая им нужное поведение. На заре своего существования, человек действительно знал язык зверей и птиц, что позволило вступить с ними в своеобразный симбиоз, расселиться по самым разным ареалам.
Именно поэтому, пишет Поршнев, многие животные до сих пор инстинктивно обходят человека стороной и не могут выдержать его взгляд, а заодно легко приручаются и подвергаются дрессировке. Поршнев далее намекает на особую связь прачеловека с дельфинами, но не раскрывает эту тему.
—————————————-
Григорий стал читать вслух: «В пользу самой возможности такого «сожительства» говорят разные данные полевых зоологов. Установление контактности исследователя с тем или иным хищным животным, даже на простом условнорефлекторном уровне, оказывается возможным. Так, в южнотаежном сибирском заповеднике «Столбы» сотрудница метеостанции настолько приручила одну из страшных хищниц рысь, что та на зов своей «хозяйки» выбегает из чащи и сопровождает в экскурсиях по лесу не только ее, но и ее гостей«.
«И?» — заметил Ивил, — «Женщина выбрала себе один из тотемов Светлой. Что здесь особенного?».
Григорий продолжил: «Опубликованы данные натуралистов о безопасном длительном проживании их и относительном контакте среди медведей, среди волков…»
«Медведи и волки — это распространённые тотемы», — уверенно кивнул Ивил. «Особенно волки. Хотя и людей-медведей у вас в Росии немало».
«…Этот результат достигается только длительным и осторожным общением, однако высшая нервная деятельность человека неизменно берет верх. Кажется, особенно легко устанавливаются отношения полуприрученности с ирбисом (снежным барсом), который, впрочем, и вообще никогда не нападает на человека«.
«И тотемическим родством с крупными кошачьими никого не удивишь. Нет, не знаю как ты, или там этот Поршнев, но я предпочитаю простые и реалистичные объяснения».
—————————————-
Ладно. Казалось бы, прачеловек решил проблему выживания и пищевых ресурсов. Сложились все предпосылки для превращения его в сверх-хищника, которым, де факто, и является современный хомо сапиенс. Но у Поршнева, и это одна из главных его мыслей, предок человека не был и не мог быть охотником! Он был падальщиком, которому инстинкт запрещал проявлять какую-либо агрессию по отношению к другим животным, иначе бы они не позволили ему находиться рядом.
В итоге, во время очередного кризиса и вызванной им хронической нехватки продовольствия, пралюди стали нападать на себе подобных — просто потому, что иные живые существа были для них абсолютным и инстинктивным табу. Интердикция превратилась в оружие против себе подобных, каннибализм стал фактором эволюции. Тут бы несчастные существа, созданные фантазией Поршнева, и вымерли, ибо вид не может сущестовать, пожирая сам себя.
Но автор сделал хитрый ход. Популяция быстро разделилась на пожирателей и пожираемых, и противоречие было снято. Хм. Специализированные падальщики выжили в условиях нехватки продовольствия, потому что часть их стала высокоспециализированными хищниками, которые охотились только на этих падальщиков? Честно скажу, я не вижу в этом особой логики. Ничего удивительного; теория Поршнева была попыткой истолковать антропогенез в марксистском, диалектическом духе.
Предоставим слово самому Поршневу:
«Судя по многим данным, природа подсказала [палеоантропам] узкую тропу (которая, однако, в дальнейшем вывела эволюцию на небывалую дорогу). Решение биологического парадокса состояло в том, что инстинкт не запрещал им убивать представителей своего собственного вида. Экологическая щель, какая оставалась для самоспасения у обреченного природой на гибель специализированного вида двуногих приматов, всеядных по натуре, но трупоядных по основному биологическому профилю, состояла в том, чтобы использовать часть своей популяции как самовоспроизводящийся кормовой источник.
Выходом из противоречий оказалось лишь расщепление самого вида палеоантропов на два вида. От прежнего вида сравнительно быстро и бурно откололся новый, становившийся экологической противоположностью. Если палеоантропы не убивали никого кроме подобных себе, то неоантропы представили собой инверсию: по мере превращения в охотников они не убивали именно палеоантропов.
Вполне «бессознательным» и стихийным интенсивным отбором палеоантропы и выделили из своих рядов особые популяции, ставшие затем особым видом. Обособляемая от скрещивания форма, видимо, отвечала прежде всего требованию податливости на интердикцию. Это были «большелобые». У них вполне удавалось подавлять импульс убивать палеоантропов. Но последние могли поедать часть их приплода. «Большелобых» можно было побудить также пересилить инстинкт «не убивать», то есть побудить убивать для палеоантропов как»выкуп» разных животных, поначалу хотя бы больных и ослабевших, вдобавок к прежним источникам мясной пищи. Одним из симптомов для стихийного отбора служила, вероятно, безволосость их тела, вследствие чего весь окрестный животный мир мог зримо дифференцировать их от волосатых — безвредных и безопасных — палеоантропов…
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12