Мениппея: суть и описание
Нетрудно убедиться, что простенькое, состоящее всего из четырех слов бытовое высказывание в различных ситуациях может обретать либо эпическую структуру, в которой «банный лист» играет роль не более чем тропа, либо сложную структуру мениппеи. При этом следует обратить внимание на одно важное обстоятельство: всякий раз, когда мы слышим подобное высказывание и даем ему оценку, наше сознание проделывает весь объем описанных выше операций. То есть, вначале мы воспринимаем такое высказывание как эпическое (верим искренности автора), и лишь когда наша вера в эту искренность почему-то разрушается, появляется образ рассказчика с интенцией, не совпадающей с интенцией автора, и образуется мениппея с полным набором фабул и сюжетов. И, что самое важное, все эти операции совершаются нашим сознанием в автоматическом режиме в считаные доли секунды; несмотря на то, что мозг совершает довольно сложную работу, выбирая из двух возможных структур то ли эпическую, то ли мениппею, мы тем не менее совершенно не ощущаем никакого психологического дискомфорта, обрабатывая оба варианта без насилия над собственной психикой. То есть, вполне естественно. А это значит, что подобного рода структуры полностью вписываются в алгоритм работы нашего мозга. Значит, в принципе, восприятие художественных мениппей «больших форм» возможно на чисто интуитивном уровне, без утраты ощущения художественности?
Мениппея возникает, когда человек говорит о ком-то третьем, «он ко мне пристал, как банный лист», так как есть вероятность, что он этого кого-то кинул на бабки, и теперь хочет кинуть на бабки нас. А мениппея это потому, что он хочет создать у нас пренебрежительное впечатление о том, третьем, человеке, хотя тот человек его преследует как раз за дело, и этот-то факт он и хочет от нас скрыть. Это ведь первое, о чём вы подумаете, услышав выражение «пристал, как банный лист», правда? Поэтому мениппея соответствует естественным законам человеческого мышления.
Как сказала на это h_factor, это не «шиза», это реальная шиза, за такие вещи диагноз дают.
Но с другой стороны, отметьте, как хорошо структурирован этот текст. Если вы вчитаетесь в него, вы сразу поймёте, что у автора есть своя чёткая, продуманная идея, и он пытается её до нас донести. Это не рядовой сумасшедший пишет.
Хотя содержание, конечно, абсолютно безумно.
Возьмём трактовку «Евгениия Онегина» из барковских «Прогулок с Евгением Онегиным».
Мне кажется, что с этого всё началось. Вот парадокс в жизни Баркова: Пушкин — гений, а его гениальное произведение «Евгений Онегин» — фигня какая-то. «Розы-морозы», «он был глубокий эконом, то есть умел судить о том, как государство богатеет, и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет». И это со школы так — поклонитесь гениальному произведению гениального Пушкина, а почему оно гениальное, никто не знает.
В этой ситуации ожидаемыми являются два типа реакций.
Конформистская реакция: Раз все говорят, что Пушкин — гений, значит, Пушкин гений. А я до его творчества просто не дорос. Ну или «Евгений Онегин» — это не моё.
Нон-конформиская реакция: Фигня этот ваш Пушкин, училка — дура, люди — овцы. А я думаю своей головой и называю фигню фигнёй, потому что это фигня.
Обе они являются совершенно нормальными.
Но наш автор был не из таких. Попытка примирить обе реальности — его собственное восприятие романа «Евгений Онегин», как чего-то крайне неуклюжего, и слава Пушкина, как величайшего гения русской литературы — привела его к созданию восхитительно сложной схемы:
«Гипотеза: «Роман «Евгений Онегин» является мениппеей«.
Постулат: «Все то в романе, что может быть воспринято как небрежность Пушкина, все противоречия и «нестыковки» являются преднамеренно используемыми им художественными средствами».»
Раз Пушкин гений, то он гениально написал неудачный роман без начала и конца. Значит, этот роман — его удача, он добился всего, чего хотел. Значит, он хотел создать роман в стихах именно таким образом: как второразрядное произведение, написанное второразрядным поэтом. Значит, автор «Евгения Онегина» в тексте «Евгения Онегина» не Пушкин (Пушкин — гений), а кто-то ещё; это совсем другой человек, «поэт», созданный гением Пушкина.
Нулевое правило конспирологии гласит, что если мы считаем какие-то правила, принципы и закономерности действительно существующими, конспирология должна их отменять и выворачивать наизнанку.
С точки зрения профана, рассказчик романа — Пушкин, а Онегин — его приятель. Пушкин рассказывает о человеке, которого хорошо знал. Он ведь так и пишет: «Онегин, добрый мой приятель…». Очевидно, что Пушкин с Онегиным вместе прогуливались на брегах Невы, и т.д., и т.п.
Но. С точки зрения теории мениппеи, сюжет («ложную фабулу») ведёт рассказчик, чья интенция не совпадает с интенцией автора. Рассказчик не автор, и он хочет нас обмануть.
Настоящий рассказчик — это Евгений Онегин в «настоящем», где он уже немолодой помещик. Его «добрый приятель» — двадцатилетний Онегин, каким он был в прошлом. Рассказчик пытается создать у нас впечатление, что это два разных человека, а на самом деле, это один и тот же человек, просто в разные периоды своей жизни. Таким образом, рассказчик, пытающийся создать иллюзию своей нейтральности и беспристрастности, крайне предвзят.
Рассказчик, опять же, может создать у нас впечатление, что действие основного сюжета «Евгения Онегина» происходит «в настоящем» — в реальности России после наполеоновских войн, где уже прославился Пушкин, и где постепенно публикуется сам роман. На самом деле, события «деревенской» части романа происходили в самом начале 19 века, ещё до Отечественной войны 1812 года, лет за двадцать до публикации. Именно тогда-то Евгений и стал хозяином поместья, которое досталось ему от дяди. Да, истинная фабула романа намного обширнее известного нам со школы куцого сюжета. Она рассказывает о жизни Онегина, упоминает о нескольких его путешествиях, и подводит итог — Онегин ничего не добился, не оправдал ожиданий и давно вернулся в свою деревню, забытый и никому не нужный. Чтобы вновь почувствовать себя на коне, он пытается попробовать себя в роли литератора, написав роман в стихах по мотивам своей жизни (с фантазией-то у него неважно). Заодно он пытается свести счёты с прообразом «Татьяны», которая его когда-то отвергла, а он ей этого так и не простил. Естественно, себя и свою роль во всех этих событиях он всячески приукрашивает, но делает вид, что речь идёт не о нём самом, а о неком вымышленном литературном персонаже, «Евгении Онегине». Более того, не имея собственного поэтического стиля, он ученически потделывается под стиль модного и популярного поэта Пушкина. Хотя сам он принадлежит к более старшему поколению, и эстетические основы творчества Пушкина ему чужды и непонятны.