Разум. Невиртуальность. §1
Моя спорная и, видимо, женская позиция заключается в том, что история — это не то, о чём нас вынуждают думать. Я не имею в виду подтасовку фактов (история и факты — это вообще странное сочетание) или «официальные», «неофициальные», «альтернативные» и «совсем альтернативные» трактовки событий, я имею в виду отношение к истории, которое в нас воспитывают. Которые мы в себе воспитываем, следуя давно заведённой традиции и не пытаясь даже посягнуть на власть последней.
Не сказать, что в истории не было ни войн, ни крови, ни лжи, ни предательств, не говоря уж о несправедливости. Но считать, что именно эти вещи — власть, страх, насилие и ложь — составляет её суть, её основу — это не видеть леса за деревьями.
Мы приходим на свет жалкими, беспомощными, дрожащими кусочками плоти, в которых только-только зародилась искра сознания. Мы уже умеем кое-что, мы начали познавать мир ещё в утробе, тренировали главные рефлексы — сосательный, глотательный, даже дыхательный, хотя его — скорее «в теории», мы уже испытываем страх и даже можем «защищаться»: младенец при быстром приближении чего-то большого пытается заслониться ручками. Первая, главная защитная реакция, которая останется навсегда, — закрыться руками, защитить самое важное — глаза, лицо. И да, мы уже видим сны.
Но это ничто с точки зрения выживания в мире. Нам нужна помощь тех, кто сильнее — родителей, родственников, племени, общества.
Говорят, прежде чем человеческий детёныш сможет хотя бы убежать от не слишком страшной опасности, пройдёт четыре года. Что столько требовалось много-много тысяч лет назад хомо эректусу, чтобы подрасти и покинуть мать с отцом. И именно поэтому гормоны влюблённости действуют пресловутые четыре года, старый инструмент, обеспечивающий выживание потомства. Я не знаю, насколько это близко к реальности. Всего лишь слух, который дошёл до меня через информационное пространство.
Так что вся история человеческого рода — это история заботы друг о друге.
Нас никогда не учили думать об истории именно так, но тем не менее именно слово «забота» составляет её большую часть.
Именно это слово — ключ к тому будущему, которое мы себе выбрали.
Не знаю, почему мы учим себя, что неспособны договориться, что жестоки по своей природе, что ссоры, драки и войны неизбежны в нашей истории.
Нас окружает мир общих вещей, единых знаменателей, к которым мы, совершенно разные, пришли даже не в ходе долгих дискуссий, а сами собой, потому что наша способность к общению уникальна. Мы воспринимаем культуру общего, мы рождаемся в ней и транслируем её постоянно, мы обучаемся ей каждую секунду в течение всей жизни.
Человек человеку волк? Серьёзно? А познали мы это, как всегда, в сравнении; вот только с чем? Те идеальные, сферические человеческие взаимоотношения были придуманы тоже нами и взяты не с потолка, а с конкретных примеров. Если бы не было доброты, мы бы не знали, что жестокость выделяется, что она исключительна и ненормальна.
Что до неизбежности войны… да, наверняка в тот период истории, что мы сейчас зовём своим прошлым, они были неизбежны — как симптом пубертатного периода человечества. Но, кажется, мы уже повзрослели достаточно, чтобы начать потихонечку завязывать с этим детским садом. Методы решения проблем переходят в другую область; чем больше будет проходить времени, тем сильнее будет меняться система, пока однажды идея неизбежности войны не присоединится к своим товаркам — птолемеевой системе, теории эфира и прочим. Социальные институты, паразитирующие на страхе, — от церкви до армии и государства, исчезнут или мутируют неузнаваемо. Войны эпизодичны на фоне мира, только поэтому их используют для отсчёта истории.
Кстати говоря, статистически, несмотря на две мировые войны, двадцатый век был самым мирным в истории.
Для здорового психически и социально человека забота о малой группе (семье, друзьях — членах племени) является естественной, и здесь вмешательство общества не требуется. Чем больше эволюционировал человеческий вид, тем более инстинкт заботы занимал место в его жизни. Начав своё влияние с малой группы, он, наконец, распространился по венам социальной структуры на всё существующее в человеческом мире. В конце концов, люди стали подкармливать голодающих пеликанов, не улетевших отчего-то на зимовку, учить обезьян языку жестов и закрывать дельфинарии. Способность мыслить свободно, принимать решения самостоятельно, формировать собственные ценности стала критерием эволюционного отбора: забота вышла за рамки «своего» инстинкта и попрала некоторые другие. Любые системы, всё ещё сдерживающие свободу воли, стали эволюционно непригодными; любые системы, построенные на эгоизме, такие, как война или жёсткая иерархия, теряют актуальность. Эволюция отметила их к вырубке.
Они вроде бы как ещё существуют, но на самом деле их уже в общем-то нет: их нет в том будущем, которое можно увидеть отсюда. Наш вид поставил на сотрудничество, коллективное взаимодействие и общение. Поэтому наша история — это рассказ не о крови и насилии, а о том, как просто инстинкт превращается в нечто большее: от рацио к разуму, от полового инстинкта — к любви, от заботы — к человечности; от сказок и мифов через культуру к коллективному сознанию. Как писатель, я предпочту придумать именно такой (промежуточный) финал к этому рассказу.
Продолжение рассказа, тем не менее, неизбежно.