Разум. Невиртуальность. §1
Можно разбиваться смартфоны детей об стену, можно приветствовать новое время, можно пытаться коммерциализировать новый уровень связности общества, можно демонстративно избегать социальных сетей и хвастаться этим; можно ненавидеть новую эпоху, можно мечтать о ней, можно использовать её или оставаться равнодушной, нельзя сделать только одну вещь: отменить её наступление. Ведь если вы её заметили, значит, она уже здесь, а вы, как обычно, всё пропустили.
Погружающееся во тьму, распадающееся прошлое выбирает несколько точек, якорьков, которые начинает считать краеугольными камнями своего былого существования. Иногда это действительно краеугольные камни, но чаще прошлое бросается грудью на защиту мелочей, делая их символами эпохи: якорьки выбираются случайным образом. На их отстаивание уходят последние силы прошлого.
Но именно вокруг этих точек вихрятся водовороты, именно здесь происходят битвы и именно эти идеи оказываются в центре всеобщего внимания.
Чем нелепее предметы для битвы, тем слабее позиции уходящего. Возможно, всё истинно важное оно уже упустило.
Новая история ещё не случилась окончательно, но она уже началась; мы не можем отследить диалектический скачок, мы не можем сказать, что у него есть начало, или высшая точка, или спад; но есть признаки, сообщающие наблюдателю, что изменения происходят активно и прямо сейчас.
«Позже тот факт, что каждое поколение буквально балансировало на грани масштабных перемен, забывался или не принимался во внимание, а неизбежно надвигающиеся события начинали казаться вполне естественными. Необходимо осознать силу и напор технологий, позволившие им обособить чувства и, таким образом, погрузить общество в состояние гипноза. Формулу гипноза можно выразить фразой: «одно чувство за раз» (т. е. «в каждый конкретный, отдельно взятый момент времени работает только одно чувство»). И новая технология наделена силой гипноза именно потому, что способна обособлять или изолировать чувства. А затем, как указывает формула Блейка: «они становятся тем, что созерцают». Таким образом, любая новая технология сводит к минимуму взаимодействие чувств и сознания именно в той области нового, где происходит своего рода отождествление наблюдателя и объекта. Сомнамбулическое приспособление зрителя-очевидца к новой форме или структуре приводит к тому, что индивиды, погруженные в пучину революции наиболее глубоко, практически лишаются способности осознавать ее динамику (выделено мною — О.Т.). Наблюдения Поланьи, касающиеся бесчувственности людей, вовлеченных в процесс ускорения развития нового машинного производства, распространяются на все частные современные установки в отношении революций. В такие времена кажется, что будущее станет расширенной или значительно улучшенной версией ближайшего прошлого. Непосредственно накануне революции образ ближайшего прошлого выглядит застывшим и прочным в своей устойчивости, возможно потому, что речь идет о единственной области взаимодействия чувств, свободной от навязчивой идентификации с новой технологической формой».
Маршалл Маклюэн «Галактика Гутенберга»
Я не знаю, овладевало ли вами чувство, заполняло ли ваше сознание мысль, что ничего нельзя изменить, что прошлое, застывшее, безжизненное — как стена, ставшая на «нашем» пути? Иногда мне такое мерещится. В такое мгновение я всегда знаю, что где-то вне моего поля зрения «в этом мире что-то наконец изменилось».
Новая история длится вечно, на самом деле. Может, нам стоит перестать давать имена историческим периодам, и тогда мы уже никогда не будет спотыкаться о разлагающиеся трупы отживших концепций.
Нет, будем конечно, мы же всегда это делали. И каждый раз, пробравшись с таким трудом через руины, мы отмечали тогда — и только тогда, что мир поменялся, и придумывали новое название для ещё одного ушедшего исторического периода.
Наблюдай мы внимательнее за настоящим, а не прошлым или будущим, легче бы проходили эти руины, а не совершали бы каждый раз переход через льды Хелькараксэ. Но так уж сложилось, что последние многие-многие века нашими умами поочерёдно правили две тенденции — преклонение перед прошлым и преклонение перед будущим. Сейчас мы снова стали замечать настоящее, и это будет ещё одной переменой в Новой истории — последнем историческом периоде разделённого человечества. Поздневековье пройдёт, и мы начнём новый отсчёт.
Невиртуальность не означает начала новой эпохи и не является этой новой эпохой, она всего лишь один из симптомов. И так уж сложилось, что мне интересно изучать именно этот симптом.
Кстати, так сложилось не случайно, и гностики, о которых я уже писала, сыграли в этом свою роль. Чужая система — пример гностической концепции, которая рассматривает мир как иллюзию, наведённую разумом на самого себя. Истинная суть вещей скрыта от того, кто пребывает в Игре, и лишь находя какие-то намёки и обрывочные сведения, он может пытаться понять, как устроен мир на самом деле. Мир, в котором есть лишь единая воля истинного творца, спустившегося в этот мир и потерявшегося в нём, распавшегося на миллиарды отражений. И вернуться к себе он может, только узнав, кто он, но по правилам Игры это как раз невозможно.
Эта классическая гностическая схема искажённого мира, в котором в спящем состоянии пребывает его собственный творец, захватила меня довольно давно. Я не разделяю эту концепцию, я смотрю на мир иначе, но я восхищаюсь её особой красотой, я верю в неё как в эмоциональный и логический конструкт и признаю за ней право быть основой мировоззрения тех, кому она по душе.
Для меня в этой концепции наиболее ценна мысль о том, что постичь истинную суть мира можно, лишь объединившись с теми, кто также ищет истину. Создав композит — своего рода коллективное сознание, превосходящее Игру, выходящее за её пределы, Звери освобождаются от иллюзий.
Речь об общем ментальном поле, продуцирующем отдельную реальность, которую я называю невиртуальностью. Разница в том, что для гностика эта реальность и является истинной, для меня же истинно всё, что существует, чьей бы волей оно не создавалось и насколько материальным или нематериальным не было бы. Мир абсолютно истинен во всех своих проявлениях, и всё, что изменяет его, так же истинно.
Теоретически невиртуальность не исчезает после того, как группа прекращает непосредственное взаимодействие, а продолжает влиять на участников и после, меняя в большей или меньшей степени их восприятие реальности и самих себя. Если фантазировать о будущем, то невиртуальность, однажды созданная, должна оставаться существующей, пока хоть чьё-то сознание поддерживает её, а значит, в неё в любой момент можно «вернуться», если однажды ты там уже был. Это околонаучная фантастика, и я знаю это, но когда я думаю о ней, в моей голове раскручиваются сюжеты; значит, эта идея влияет на меня, а через меня — на мир. Значит — она существует и истинна.
Итак, под невиртуальностью я буду понимать создаваемую и поддерживаемую групповой динамикой управляемую виртуальную реальность, имеющую долговременное влияние на сознание и подсознание членов группы.