«Укрощение строптивой» и татибы

(автор: gest)

Расстановка персонажей «Укрощения строптивой» по пяти татибам.

За рамками остаются Гремио, Гортензио и Вдова. Гремио невыразителен и вторичен по отношению к своему итальянскому прообразу, при этом уступая ему в значимости с точки зрения сюжета. Гортензио, наоборот, тащит на себе слишком много сюжетных функций. А Вдова — это персонаж одной сцены, у неё даже имени нет. Но, конечно же, при необходимости мы можем сказать, что Гремио тяготеет к Баптисте и Винченцио, так как все трое немолоды и богаты; а Гортензио со своей Вдовой (шутка, которую я привёз из минского театра) — к Петруччо и Катарине.

1. Люченцио и Бьянка — это, конечно же, белая татиба. У них даже имена такие — «Светящийся» и «Белая». К ним присоединяется Винченцио, отец Люченцио. Это герои прошлого — красивые, с изящными манерами, представляющие знатные и известные семейства — Минола, Бентеволио. [Одна из тем «Укрощения строптивой» — кризис и крах феодальных порядков, это не я придумал, об этом ещё советские шекспироведы писали.]

2. Баптиста Минола, отец Бьянки и Катарины. Чёрная татиба — всё время говорит о деньгах. «Я роль купца играю, господа, что сбыл товар неведомо куда» — о свадьбе старшей дочери. А чего тут думать, кто обеспечит ей больше денег, тот её и получит — о свадьбе младшей. Удовольствие при виде изменившейся Катарины он выражает в том, что резко повышает её «стоимость» и увеличивает её приданное в два раза — «Другая дочь, приданное другое».

3. Петруччо и Катарина — синяя, как ни странно. Ну во-первых, они точно попадают куда-то к хаотик гудам. Они оба плюют на правила и приличия. Потом, Петруччо демократичен. Он первый обращается к Транио, когда снова видит его в качестве слуги, и включает его в разговор благородных. Дескать, раз мы с ним общались, когда все считали его дворянином, то чего теперь стесняться? Главная идея, которую выражает эта пара: «If she and I be pleased, what’s that to you?» («А раз довольны мы — что вам за дело?») Так или иначе, остальные должны признать право Петруччо и Катарины играть в эти их психосексуальные игры.

4. Слуги Петруччо, начиная с Грумио и Кёртиса, и дальше по списку — спорно, но красная. Они тут объективно угнетённые. Характерная деталь — в советской экранизации 1961 года режиссёра больше всего волновали отношения Петруччо со слугами, а не с женой. Именно отношения со слугами он постарался максимально смягчить. Те сцены, от которых нельзя было избавиться, сопровождаются немыми жестами Петруччо за спиной у Катарины: «Потерпите, ребята, делайте вид, что вы мои слуги, так надо». Потому что в советском фильме речь идёт о шайке разбойников, отряде наёмников или о чём-то подобном. Петруччо их главарь, и единственный, у кого есть документы, т.е. герб, но отношения внутри банды демократические. И сами эти слуги изображены, как представители правильных угнетённых народов, советские киношники даже запихнули туда одного негра (намазанного ваксой статиста).

5. Транио, слуга Люченцио — жёлтая. Неутомимый и изобретальный Транио создаёт структуру, альтернативную «белой» власти Винченцио. Он не просто играет роль своего господина. Он находит себе поддельного отца, фальшивого Винченцио — человека, который полностью от него зависит, но который, при этом, самим своим существованием подтверждает права и легитимность лже-Люченцио. Почему все слушаются Транио? Потому что он Люченцио. А почему он Люченцио? Потому что его в таком качестве признаёт «Винченцио». Короче, «Сталин — это Ленин сегодня», «А если вы будете упрямиться, мы найдём Ленину другую вдову».

***

С последним пунктом, кстати, связана тема «кризиса феодальных отношений» в пространстве комедии. Есть богатый и знатный господин, Винченцио из рода Бентеволио. У него есть представительства в разных городах, он ведёт дела по всей Италии. Естественно, от его имени всем заправляют его слуги. И вот он приезжает в Падую с внезапной проверкой и обнаруживает, что местную сеть под личиной его сына, Люченцио, контролирует слуга, Транио. Винченцио вообще подозревает, что Транио убил Люченцио, чтобы присвоить его имя и состояние (хотя мы-то знаем, что это не так). Он кричит, чтобы стража схватила самозванца. Но личность «Люченцио» подтверждает фальшивый «Винченцио», который немедленно объявляет самозванцем настоящего. И все слуги отрекаются от старого господина в пользу Транио и его «отца»-марионетки. Они служили Люченцио и Винченцио? Они продолжают служить Люченцио и Винченцио. Пусть лица другие, но имена-то всё те же, герб тот же. Какая разница?

И только настоящий Люченцио не может отречься от собственного отца.

                                Бьонделло

Мы погибли! Вот, вот он. Отказывайтесь от него, отказывайтесь от него —
или мы все пропали.

Люченцио

Прости, отец.

Винченцио

Ты жив, мой милый сын!

Бьонделло, Транио и учитель поспешно убегают.

Все отреклись от Отца, кроме Сына. Это прямо-таки новозаветно (Притча о злых виноградарях).