«Укрощение строптивой»: сон Катарины

(автор: gest)

 

«Отсутствие пролога — признак лажи!» arishai (с)

Когда режиссёр ставит «Укрощение строптивой», но выкидывает пролог, потому что не знает, что с ним делать, то он без боя признаёт своё поражение в схватке с текстом.

В восьмидесятые годы канал БиБиСи выпустил полное собрание пьес Шекспира в формате телеспектаклей, и в рамках это проекта они экранизировали «Укрощение строптивой», но без пролога. Википедия цитирует Дэвида Снодина, который редактировал тексты для фильмов:

Jonathan Miller and I decided after considerable discussion to omit the whole of that curious, lengthy, and disappointingly unresolved opening known as the «Induction». We made this decision for the following reasons: firstly, because we felt that it may confuse the viewer coming to the play for the first time, very possibly to the detriment of his enjoyment of the play as a whole; secondly, because it is an essentially theatrical device which, while it has been known to work well in a theatre before a live audience, would not come across successfully in the very different medium of television; and lastly, because it is a device which presents the play’s characters as ‘actors’, and we felt that this would hinder the attempt, in this production, to present them as real people in a real, and ultimately quite serious situation.

«Мы с Джонатаном Миллером (режиссёром — Г.Н.) после долгой дискуссии решили полностью убрать странный, длинный и, к сожалению, не получающий в пьесе никакого развития сюжет вступления, он же «Пролог». Причины такого решения были следующие: во-первых, нам казалось, что «Пролог» может смутить зрителя, который впервые видит эту пьесу. Вполне возможно, что это даже помешало бы ему получить удовольствие от пьесы в целом. Во-вторых, потому что речь идёт о чисто театральном приёме, который, безусловно, хорошо работает в театре, в присутствии зрителя, но который нельзя было бы с тем же успехом воспроизвести в совершенно ином, телевизионном формате. Наконец, потому что «Пролог» определяет персонажей пьесы, как «актёров», и мы посчитали, что это помешает нашим попыткам показать героев нашего телеспектакля живым людьми, в реальных, в конце концов, весьма серьёзных обстоятельствах».

Аргумент о тупости зрителя всегда сомнителен. Но остальные два достаточно весомы. Действительно, театральная постановка может позволить себе намного более высокую степень условности, чем фильм, воспроизводящий на экране «окно в чужую жизнь». И в театре можно показать, театральными средствами, как актёры пьесы-в-пьесы по ходу действия превращаются в живых людей. (В начале пьесы английский пролог реален, итальянская комедия условна, к концу «Укрощения строптивой» итальянский слой обретает самостоятельную жизнь, поэтому английская реальность пролога больше не нужна.) Как это можно снять на плёнку?

Ещё раз. В театре актёры могут играть актёров, играющих в театре, и мы можем задать сколько угодно уровней отстранения. Хороший актёр сыграет на сцене и куклу, и манекен, а затем на наших глазах превратится в живого человека, который обращается напрямую к зрителю, оставаясь в роли и выходя за её рамки одновременно. Но в экран мы смотрим взглядом камеры, наблюдающей за людьми, которые не подозревают о присутствии оператора. Падуя либо настоящая, либо нет, и чтобы сюжет работал, она должна быть настоящей.

Я хотел написать о постановках, которые видел, но в какой-то момент почувствовал, что смотрю «Укрощение строптивой» глазами не критика, а режиссёра. Я уже начинаю думать, как бы я это поставил, каким образом я бы решил те или иные проблемы, какие советы дал бы людям, работающим над пьесой.

Вот, вышеупомянутая проблема Джонатана Миллера. Как сохранить пролог, но адаптировать пьесу под язык кино и телевидения? Пожалуйста, одно из возможных решений, которое пришло мне в голову.

Пролог задаёт дополнительный уровень реальности, но Падуя и Верона на экране должны представлять собой подлинную реальность, чтобы мы воспринимали персонажей, как живых людей. Нет ничего проще! Если Падуя — реальна, надо сделать условной английскую действительность пролога. Изобразить пролог, как сон, сохранив его сюжет, ведь приёмы, позволяющие изображать на экране ирреальность сновидения, давно известны. Это сон, который снится Катарине — допустим, она на днях читала книгу об Англии, отсюда «английские» детали. Пролог закончится, когда она проснётся, и сюжет сна не получит никакого «разрешения», что вполне естественно для сновидения. Мы туда больше не вернёмся, но увиденное может послужить ключом к событиям, которые происходят в жизни Катарины на самом деле. (Я не специалист по снам, и ничего не могу сказать о том, может ли молодой девушке присниться сон, в котором нет её самой, как действующего лица, а есть только набор персонажей, за отношениями которых она бестелесно наблюдает со стороны.)

Итак, для фильма пролог можно переосмыслить, как сон Катарины, оставив зрителю возможность истолковать его в юнгианском духе.

Пьяница Слай — это то, как Катарина воспринимает свою текущую жизненную ситуацию. Пьяница ругается с трактирщицей и кричит, что он сейчас ей врежет. Первая реплика пьесы, это реплика Слая: «Вот ей-богу, я тебя отколочу«. Именно этим поначалу занимается Катарина в начале пьесы — она кричит, ругается, угрожает людям насилием. «А не отстанете, так причешу я вам башку трехногим табуретом«. Но пьяница бессилен, его вербальная агрессия ни к чему не приводит. Он падает у дороги и лежит бревном. Там его находят люди Лорда, которые начинают играть с ним, как с куклой — переносят в дом, переодевают, придумывают для него новую биографию. Катарина ощущает свою беспомощность. Как бы она не ругалась с окружающими, она молодая незамужняя девушка, которая живёт в доме своего отца и полностью зависит от отцовской воли. Она никак не может изменить сложившиеся вокруг неё обстоятельства, хотя они её не устраивают. Она чувствует, что ей нужна помощь извне, какой-то толчок, побудительный мотив.

Лорд — это высшее проявление её Анимуса, это то, какой Катарина хотела бы быть, и чего ей в жизни не хватает. Это властный мужчина-аристократ, которого беспрекословно слушаются окружающие, полная противоположность Слая. Лорд принимает решения и отдаёт приказы, и никто не смеет оспаривать его власть. Эта позиция Катарины, как полновластного режиссёра собственного сновидения.

Паж Бартоломью — внутреннее бесполое «Я» Катарины, её рациональная часть. Юный паж андрогинен, он не мужчина и не женщина. Но он может быть женщиной, он умеет быть женщиной. Лорд приказывает, чтобы Бартоломью надел женское платье:

Сходи-ка за пажом Бартоломью;
Скажи, чтоб женское надел он платье,
И в спальню к пьянице его сведи,
Зови «мадам» и кланяйся. И если
Он хочет заслужить мою любовь,
Пусть держится с достоинством таким,
Какое видел он у знатных леди
По отношенью к их мужьям вельможным.
Так он вести себя с пьянчужкой должен
И нежно говорить с поклоном низким:
«Что приказать угодно вам, милорд,
Чтобы могла покорная супруга
Свой долг исполнить и явить любовь?»
В объятье нежном, с поцелуем страстным…
(…)
Способен этот мальчик перенять
Манеры, грацию и голос женский.

Катарина всё это знает. Её этому специально учили. Она дворянка из хорошей семьи, она, по словам Гортензио, «brought up as best becomes a gentlewoman», прекрасно воспитана, получила самое лучшее образование, которое вообще было доступно женщине в то время. Если её поведение, по меркам окружающих, не особенно женственно, то это не потому, что она не владеет этим искусством.

И да, в конце пьесы она выйдет и сразит всех наповал неподражаемым «Синьор, меня вы звали? Что угодно?«, включив режим покорной жены благородного мужа на все 120 процентов. (В постановке «Глобуса» Катарина в этом эпизоде ещё и исполняет восхитительно глубокий реверанс.)

А дальше сон, повинуясь своей внутренней логике, меняется, приезжают актёры и все садятся смотреть представление. Катарина, во сне, видит среди актёров на сцене своих родственников и знакомых — сестру, отца, Гремио и Гортензио. А также других людей, незнакомых, которые кажутся важными, но чьи лица она никак не может разглядеть. И тут она просыпается. Это утро того самого дня, начинается основное действие пьесы. Сегодня в Падую приедет Петруччо, он будет свататься к Катарине, и она внезапно согласится выйти за него замуж. Сон в руку: Юнг назвал бы это синхроничностью.