Фэт-Фрумос, Лаур-Балаур и Средневековый постапокалипсис
(автор: gest)
(2014 год)
Дело в том, что я люблю сказки, как жанр.
Я люблю смотреть киносказки. Для меня это игра — я воображаю, что за этими современными, и, как правило, безыскусными поделками скрывается настоящий древний миф.
С этой целью я как-то раз решил посмотреть «Сказание о храбром витязе Фэт-Фрумосе» (Молдова-фильм, 1977 год), так как я у кого-то увидел хороший отзыв на этот фильм. Отзыв такого рода: «случайно увидел в детстве какую-то сцену по телевизору, потом целый месяц кошмары мучали».
Надо сказать, что фильм этот снят дешево и плохо, потому что это Молдавия. Я имею в виду, реально плохо. И русскоязычная озвучка с участием звёзд советского кинематографа его не спасает — Гердт в роли рассказчика с трудом пробирался через зубодробительные молдавские имена, а Яковлев в роли главного гада врубил на полную мощь своего «управдома Буншу», посчитав, что озвучивает этническую комедию, а не героическое фэнтези. Что, в общем-то, было недалеко от правды.
Сюжет фильма — классическая румынско-молдавская сказочная история про Фэт-Фрумоса, Иляну Косынзяну и Лаура-Балаура.
Как я тогда сказал arishai, балаур — это такое чудовище из румынских сказок, типа змея, ящера или дракона. (А знаете, как будет Змей по-румынски? Zmeu.) Соответственно, Лаур-Балаур — это что-то вроде «Юка-Змеюка».
«Ага», — сказала arishai, — «т.е. это Чудо-Юдо».
«Ну или так. А Фэт Фрумос — это «прекрасный юноша»…»
«Добрый молодец».
«…Который влюблён в Иляну Косынзяну».
«Дай я угадаю. Это Елена Прекрасная. Короче, это сказка про Чудо-Юдо, доброго молодца и Елену Прекрасную».
Так и есть.
Итак, в одном углу ринга у нас сюжетное зло — Лаур-Балаур, олицетворение всего плохого, что только есть на свете, и его девять детей-змеёнышей — трое младших сыновей-бесов, трое старших сыновей-великанов, и три дочери-ведьмы. За Лауром-Балауром стоит его мать, старая Ведьма, настоящая кузькина мать и чёртова бабушка (учитывая, что дети Лаура-Балаура — черти).
В противоположному углу ринга находится Фэт-Фрумос и его любовь, Иляна Косынзяна. Фэт-Фрумос случайно родился у своей матери, рос не по дням, а по часам, и вырос в прекрасного (усатого) юношу. Нет, серьёзно, посмотрите на список действующих лиц. Среди мужского населения Молдавии без усов ходят только черти и цыгане, что, в общем-то, одно и тоже. Фэт-Фрумос быстро понимает, что его судьба — это победа над Лауром-Балауром, и отправляется с ним воевать.
Мать тяжело вздыхает, повязывает сыну на пояс нитку из своего клубка, чтобы всегда знать, где он находится, и отпускает сына на подвиги.
Первую серию Фэт Фрумос проводит, собирая артефакты и побеждая детей Лаура-Балаура. Он обманывает младших сыновей-бесов и выманивает у них волшебные предметы — шапку-невидимку, лапти-мокроступы и дудку-самодуйку. Он крадёт у Лаура-Балаура коня (волшебного) и женщину (Иляну Косынзяну). Он побеждает в бою трёх сыновей-великанов. Он встречает дочерей Лаура-Балаура, которые обернулись красивыми девушками, чтобы соблазнить и убить Фэт-Фрумоса — Фэт-Фрумос соблазняется, но убить себя не даёт.
Я достаточно увлёкся, чтобы начать придумывать для происходящего мифологический подтекст. Безусловно, перед нами обряд инициации, причём проходящий через три стадии, три возраста — мальчика (вайшьи), юноши (кшатрия) и зрелого мужа (брахмана).
Мальчик доказывает своё право стать частью народа. Это первая инициация. Он должен перехитрить злых духов и забрать у них сокровища. Дело это простое, потому что злые духи страшно тупые — иначе говоря, они подыгрывают герою, помогая себя одурачить. Но без этого испытания мальчика даже на рынок одного нельзя отпустить — обманут. Участвуя в сценке в качестве обманщика-манипулятора, мальчик постигает теорию обмана. Он понимает, что окружающие люди могут перехитрить его точно также, как он перехитрил чертей: изобразят дружеское участие, предложат посторожить вещи, и ищи ветра в поле.
Юноша побеждает врагов, тут всё просто. Поединки проводятся в трёх классических спортивных дисциплинах, по числу трёх старших сыновей Лаура-Балаура — метание палиц, кулачный бой, борьба. Овладевший этими искусствами может считаться воином.
Мудрец преодолевает земные соблазны. Он сталкивается с дочерями Лаура-Балаура, но у женщин, золота и вина нет над ними никакой власти. Он проходит через искушение и оказывается выше него.
Первая серия описывает восходящий путь Фэт-Фрумоса.
Начинается вторая серия, и всё рушится в пропасть. В дело вступает Старая Ведьма, мать Лаура-Балаура. Помните нить, которой мать Фэт-Фрумоса привязала его к себе? Ведьма находит эту нить и использует свои навыки астрального хакера, чтобы вычислить местоположение матери Фэт-Фрумоса, похитить её, принять её облик и занять её место. Теперь нить связывает Фэт-Фрумоса с Ведьмой, и он принимает Ведьму за свою мать.
Дальше Ведьма прикидывается больной, заставляет Фэт-Фрумоса вернутся домой и поручает ему поиски лекарства, давая ему одно невыполнимое задание за другим. Естественно, с целью его погубить. Она превращается в классическую «злую мать», которая манипулирует героем при помощи чувства вины.
Этот сюжет присутствует и в народных сказках о Фэт-Фрумосе:
«Вне себя от ярости бросилась она на мать Базилика, вырвала у нее ключ, схватила за руку и что было силы швырнула в подвал; а затем вызволила дракона и стала с ним совет держать: как Базилику отомстить, жизни его решить.
— Вызови его на битву.
— Боюсь, — говорит дракон. — Удар у него куда тяжелее моего. Я бы так рассудил: лучше нам уйти отсюда подобру-поздорову, на глаза ему не попадаться, а то не сдобровать ни мне, ни тебе.
— Коли так, положись на меня. Доведу я его до того, что он в нору змеиную полезет, сам смерти искать будет.
Сказав это, спрятала она дракона, а сама закружилась волчком и приняла облик матери Базилика Фэт-Фрумоса. Потом притворилась, будто страдает и мучается болезнью тяжкой, и стала его ждать.
Прошел день, прошли два, и вернулся Базилик Фэт-Фрумос с охоты. Едва он порог переступил, ведьма принялась стонать и причитать:
— Горе мне, мальчик мой, ушел ты — точно в воду канул, не подумал поскорее домой вернуться. А я захворала тяжко, и некому было мне на помощь прийти. Была бы у меня хоть капля птичьего молока, я бы сразу хворь прогнала и на ноги встала».
По ходу выполнения серии невыполнимых заданий Фэт Фрумос стареет, слепнет и теряет свою силу. Действительно, зачем ему глаза, если он не способен отличить свою мать от демона? Тут-то Ведьма его связывает и добивает. Хэппи-энд. (С точки зрения лагеря Лаура-Балаура.)
Подобный поворот, прямо скажем, это полный абзац. Особенно в контексте чисто советского культа «Родины и Матери». О нём как раз недавно написал with_astronotus:
«Сплошь да рядом начальное воспитание, а впоследствии и формирование личности человека у нас построено на ошибочном тезисе: он — изначально дерьмо, ничтожество, ноль без палочки, и ни он сам, ни его воля, ни его дело не представляют никакого значения в глазах окружающих. Он может исчезнуть, умереть, спиться, сойти с ума — но до этого никому не будет никакого дела, кроме нескольких людей, которым он принесёт ещё больше горя, чем приносил до сих пор. (А горе это он начал причинять с момента рождения всем по радиусу: пострадала его мама, испортилось настроение у его отца, у братьев и сестёр появился в семье лишний рот, бабки ждали не такого пополнения, и даже дядя Толя с тётей Капой, живущие в Перми, с рождением нового гражданина потеряли часть прав на долю в наследстве.)
Растущему человеку внушают, что он живёт в кредит. Он обязан всем и всем, в обоих смыслах этого слова. Если бы не мать, его бы не было на свете. Если бы не отец, он жил бы впроголодь. Если бы не учитель, он был бы совершенно уж неграмотным быдлом (он, впрочем, и сейчас неграмотное быдло, и только самоотверженные потуги окружающих могут хоть как-то изменить это к лучшему, хотя бы на уровне косметики). Если бы не тётка, приславшая ему пуховые носки… Не врач-педиатр, прописавший при скарлатине вдувание стрептоцида в глотку… Не безвестный солдат, погибший на Бородинском поле… Если бы не… не… не…
Что ж, подробно знать, что ты обязан кому-то, имеет смысл. Но только при одном условии: зная также, что ты кредитоспособен, что долг, который ты имеешь, ты можешь выплатить с лихвой. Наше же воспитание построено на концепции неоплатного долга; вспомните сами, сколько раз вы лично слышали фразу вида «мы в неоплатном долгу перед…». Но если выплатить долг невозможно — зачем его вообще платить? Расчёт в воспитании строится именно на этом: что ни делай, умрёшь должником. Но умные люди, прикинув сальдо и бульдо, быстренько приходят для себя к противоположному выводу: раз всё равно расплатиться невозможно, так пусть дураки платят по бесконечным счетам, а мы, извините, лучше потратим жизнь на что-нибудь более разумное. Это — одна из причин существования бесконечного потока хамов и мерзавцев, текущего промеж топких берегов нашей жизни.
Но даже это отвратительное явление меркнет перед разрушительной силой другого фактора, идеально дополняющего массовое принижение личности: перед сакрализацией объектов, окружающих индивидуума. Сакральна, как минимум, фигура матери. Мать у всех народов служит объектом любви, но, кажется, только наша местная специфика возводит эту любовь в культ и обязательство. (У более примитивных народов сакральна фигура отца, о там обычно нет речи о любви; там от детей с ходу требуются трепет и жертва. Наша же традиция требует от ребёнка поминутно проверять с весами и ватерпасом — а достаточно ли ты, мелкий гнусный дристун, который ничего не стоит и всем обязан, любишь прямо в данный момент свою маму?!)