Мантикоры как вид
Или вот, например, Birds Came First, опять же, совершенно еретическая гипотеза Джорджа Ольшевски. Не птицы произошли от динозавров, а динозавры произошли от птиц. Существовала древняя (пермско-триасская) непрерывная линия «протоптиц», «диноптиц», мелких рептилий, которые очень давно и очень рано приспособились к жизни на деревьях, и постепенно вырабатывали соответствующие адаптации — когтистые лапы с пальцами, которыми удобно хвататься за ветки, перья, способность к прыжкам, планированию, позже — к полноценному полёту. Птицы — прямые потомки этих существ. А все известные нам динозавры — боковые ветви, двоюродные братья птиц, которые периодически спускались на землю, адаптировались к новым экологическим нишам и порождали крупные наземные формы.
Всё это, в свою очередь, является намного более радикальной и укуренной версией гипотезы, согласно которой манирапторы — это «вторично нелетающие» птицы, происходящие от мелкого летающего предка, похожего на археоптерикса.
Наконец, есть вполне известная концепция, согласно которой птицы — это «неотенические динозавры» (birds may be paedomorphic dinosaurs). Её более радикальная версия состоит в том, что некоторые динозавры начинали свою жизнь в качестве мелких, покрытых перьями, крылатых детёнышей, которые умели карабкаться по деревьям, прыгать, планировать и даже летать. Это позволяло им спасаться от хищников и осваивать недоступные для взрослых экологические ниши. А по мере взросления они набирали вес, отращивали взрослые зубы, утрачивали способность к полёту, сбрасывали большую часть оперения и превращались во взрослых динозавров. Птицы, таким образом, это личинки динозавров, которые перестали расти и научились откладывать яйца.
***
Вот это вполне можно использовать для нашей планеты протомантикор. В том классе и отряде, к которому принадлежали мантикоры, все эти вещи случались, и не раз. Это были инопланетные аналоги рептилий с тенденцией к теплокровности, которые карабкались по деревьям, используя передние и задние лапы. Средняя пара конечностей адаптировалась у них для подачи сигналов собратьям и брачной демонстрации: с удлинёнными пальцами, ярко-окрашенными кожистыми складками и так далее. Часть видов стала использовать средние конечности для планирования, потом для полноценного полёта. Часть стала адаптироваться к нише полноценных летающих существ, развивая крылья и постепенно редуцируя переднюю пару лап, чтобы уменьшить лишний вес. Часть из них потом перешла к наземному образу жизни и стала аналогом нелетающих птиц. Часть спустилась на землю очень рано, породив самые разнообразные четвероногие формы. У части этих форм детёныши были мелкими и летающими, а взрослые особи — очень крупными и сугубо сухопутными, с мелкими бесполезными крылышками. Короче, аналоги наших динозавров, птиц и млекопитающих, в одном флаконе.
И да, ещё у самок были длинные яйцеклады, и они изначально откладывали яйца или полусформировавшихся детёнышей в брюшную сумку к самцам, как это происходит у морских коньков. Но многие виды, включая предков мантикор, утратили эту особенность, адаптировав яйцеклад к другим задачам.
Предки мантикор были небольшим летающим (или хотя бы планирующим) видом, который много времени проводил на деревьях. Крылья образовывались двумя пальцами из четырёх. Нынешние мантикоры — сухопутные четвероногие существа, у которых средняя пара конечностей, бывшие крылья, развилась в хватательные органы-манипуляторы (через промежуточную стадию брахиатора, который цеплялся за ветки пальцами «крыльев»). Проще говоря, средняя пара конечностей, бывшие крылья или протокрылья, стала их «руками». Курии способны переключатся между двуногой и четвероногой походкой. У «антикурий» — постоянная поза четвероногого зверя, у которого из спины растут две свободные руки. У самок архаичных протомантикор был длинный и гибкий яйцеклад, при помощи которого они откладывали яйца в глубокие дупла и трещины в деревьях с прогнившей сердцевиной. У самцов тоже вырастали аналогичные псевдофаллосы («Это не хвост», — сказал Волк и покраснел), но они их использовали для брачных поединков. На конце мужского «хвоста» был шип, выделявший опасный яд, как у утконосов.
На этих и других подобных зверях паразитировал некий инопланетный аналог грибов. Заражённое животное искало нужное дерево, садилось на на него и замирало, пока гриб прорастал сквозь тело жертвы, используя её тело в качестве строительного материала. Взрослая форма гриба присасывалась к дереву и начинала выпускать споры, чтобы заразить новых животных. Аналог — грибок кордицепс, паразитирующий на муравьях.
Прошли десятки миллионов лет, стратегия гриба усложнилась, его жертвы тоже выросли и изменились. Теперь заражённый самец заражал самку, передавая ей вместе со своими половыми клетками споры и половые клетки гриба. У заражённой самки от «чистых» самцов рождались заражённые спорами детёныши. Споры спали, пока не встречались две заражённые особи противоположного пола. Тогда, получив половые клетки другой особи, начинал размножаться дремавший в самке гриб. Самка искала нужное дерево, подбегала к нему, расцарапывала когтями и зубами кору и прижималась к стволу, начиная превращаться в гриб. Гриб, паразитирующий на самце, после успешного спаривания осуществлял химическую кастрацию хозяина (чтобы самец не искал следующую самку), заставляя самца держаться рядом с неподвижной самкой и защищать её от возможных угроз. Самец, в итоге, умирал от голода, а находящийся в нём гриб жертвовал собой ради успеха своей генетической линии. По аналогии с гусеницей, которая, подчиняясь приказам оставшихся внутри личинок паразитоидных ос-наездников, до самой смерти защищает выползших из неё паразитов:
«Но гусеница при этом не погибает. В теле гусениц остаются одно или два яйца-«солдата», которые управляют хозяином в период окукливания остальных особей: всё ещё живая гусеница вместо того, чтобы продолжить своё обычное существование, остаётся на месте и выгибается дугой над коконами, охраняя их от хищников. Фактически гусеница остаётся живой на протяжении всей стадии окукливания ос. Почти одновременно с выходом из коконов взрослых насекомых хозяин погибает».
Внутри гриба (бывшей самки) сохранялся аналог её утробы, матки. Там выводились зародыши — генетические потомки самца и самки протомантикор, с самого начала «заражённые» генетическим потомством грибов-паразитов. Сформировавшиеся детёныши обоих полов выползали наружу, представляя собой самостоятельные, пусть и мелкие копии взрослых особей. В результате тенденции предков мантикор к партеногенезу, часть детёнышей была простыми клонами самки. Они выползали из родителя-носителя, только чтобы найти подходящее место и сразу окуклиться в новый, более мелкий гриб, без спаривания. Этот мелкий гриб, в свою очередь, производил воздушные споры паразита, и так далее, по кругу. При этом, способность производить споры постепенно и необратимо утрачивалась, а линия клонов-самок-носителей постепенно деградировала. Заражённые мантикоры вытесняли незаражённых, но грибы потеряли способность размножаться без мантикор и вне мантикор.