Летучие лисицы и сумчатые черепахи
(автор: gest)
(входит в космооперу Восьми Предтеч)
Всё началось с того, что я попытался вообразить стилизацию под самого себя в детстве. Именно так, как я в детстве придумывал иные планеты и населявших их инопланетян, ровно в таком стиле. И знаете, в детстве я старался придумывать места, куда хотелось бы попасть, куда было бы интересно съездить — представляя, что я уже там. Я имею в виду, сейчас я в основном придумываю миры, охваченные войной, а в войну только играть интересно. Туристом я бы туда не поехал.
В детстве я хватался за какие-то слова, может, случайно услышанные, комбинировал их в разных сочетаниях, и вот, готова планета.
И это будет мир… летучих лисиц и сумчатых… черепах! Вот просто слова — про летучих лисиц я могу услышать в телевизоре или прочесть в книге, и я точно знал, что это такие большие-большие летучие мыши. Летучие мыши, которые, одновременно, лисы, разве это не потрясающе? И мне было известно, что бывают сумчатые животные, самые разные, так что вот — сумчатые черепахи.
В детстве это были бы общие штрихи, впечатления: есть планета летучих лисиц и сумчатых черепах, и они все разумные, и умеют говорить, и летучие лисицы таскают сумчатых черепах и возят их на себе (а у сумчатых черепах есть детёныши в сумках!). И планета, она красивая, там разная природа, и море, и их город, он тоже красивый, воздушный, с открытыми террасами, с устремлёнными вверх зданиями с посадочными площадками на крышах, и здания эти украшены крылатыми статуями, часть из которых вовсе не статуи. (Тут я задумался, знал ли я в детстве слово «горгульи», я в этом совсем не уверен.) Главное, что этот город был бы интересным местом.
Смешно, что это всё ещё мой почерк. Если я сейчас попробую нарисовать человечка по методике «ручки-ножки-огуречик», это всё равно будет мой человечек, как на тех рисунках про войну с фашистами, которые я рисовал в детском саду. Я до сих пор помню, как несколькими движениями фломастера превратить обычного человечка-огуречика в «пиратскую мышь»; как когда я, вдохновившись «Приключениями кота Леопольда», сочинял истории про «пиратских мышей», создавших цивилизацию на основе конструктора LEGO.
Но я с тех пор узнал много нового, поэтому решил применить свои нынешние методы работы к этому стилизованному под детство наброску.
Итак, у нас есть другая планета, с биосферой, очень похожей на земную. Советских фантастов же это не останавливало?
В качестве модели эволюции в этом конкретном случае я выберу следующее. Есть набор более-менее фиксированных форм и экологических ниш («пиков адаптивности в морфологическом пространстве возможного»), которые задаются объективными внешними условиями, законами физики, химии и биологии — принципы гидродинамики и аэродинамики везде одни и те же, и крот всегда будет похож на крота, на базе чего бы природа его не слепила. Планета похожа на Землю, поэтому и местная жизнь похожа на земную, и местным формам почти всегда можно будет подобрать земные аналоги. Вот конкретные отношения между этими формами, пути, выбранные местной эволюцией, они уже будут уникальны.
Своего рода мягкая форма ортогенеза, которая ближе к позиции Саймона Конвея Морриса (“The Crucible of Creation: The Burgess Shale and the Rise of Animals” и “Life’s Solution: Inevitable Humans in a Lonely Universe”), чем к позиции Стивена Гулда (“Wonderful Life: The Burgess Shale and the Nature of History”). Pluvimundus Sheather’a, а не Snaiad Memo Kosemen’а.
[Гулд считал, что если «отмотать плёнку» биологической жизни назад, к кембрию и докембрию, а затем запустить её заново, то сотни миллионов лет спустя гипотетический наблюдатель увидел бы совершенно иные, «инопланетные» формы; иной набор выживших предков породил был новых и странных потомков. Из этого очевидным образом следует, что сложная многоклеточная жизнь на другой планете, даже при полном совпадении биохимии, будет выглядеть для нас абсолютно чуждо. Моррис, соответственно, с ним спорил и писал, что те формы и структуры, которые мы видим на Земле, это и есть самые эффективные варианты из возможных, и они в значительной степени предопределены объективными законами природы.]
В остальном я заиграю часть других любимых мной концепций. Например, Институт теоретической ксенологии. Я писал: Есть прикладная ксенология, которая непосредственно занимается контактами с разумными инопланетянами, а есть теоретическая, которая разрабатывает ксенологические модели… очевидно, что помимо известных рас, теоретическая ксенология должна моделировать абстрактные, выдуманные разумные расы с произвольными значениями различных параметров. Задача состоит в том, чтобы вывести из этих моделей некие общие принципы. (…) Конечно же, мы ксенологи-любители, потому что настоящих инопланетян у нас нет и не предвидится. Но ксенологические принципы, классификации и модели никто нам формулировать не запретит.
Та же теоретическая физика может работать не только с параметрами известной вселенной, но и с умозрительными, «невозможными» вселенными. Уравнения-то всё равно работают, независимо от того, какие данные и с каким знаком мы подставим в переменные. (На этом построено творчество австралийского фантаста Грега Игана, который любит придумывать миры другой физики.)
В этом плане планета летучих лисиц и сумчатых черепах представляет очевидный вызов для ксенологов:
- Две разумные расы, которые обрели разум практически одновременно.
- Одна из этих рас является летающей, и произошла от летающего крылатого хищника.
- Планетарная цивилизация является «моноурбанистической», в её рамках существует только один настоящий город.
Понятно, что самыми неожиданными тут будут первый и третий пункты.