Курии как вид, часть 2
Для чего нужны доминанты?
В первую очередь, конечно, крупный агрессивный доминантный самец — это адаптация на случай встречи с хищником, как у павианов в саванне.
«В биологическом аду неподвижные носители бы не выжили.
Вообще наличие такой фазы развития делает вид крайне уязвимым».
Итак, в самом начале своего пути от плюшки до чушки, прото-прото курия жила на дереве и выводила детёнышей в гнезде.
Переход на наземный образ жизни и постепенное укрупнение (с соответствующим продвижением вверх по пищевой цепи) создало очевидную проблему. Более крупные размеры — более длительное созревание носителя, более продолжительное вызревание детёныша в носителе. Логово с носителями — бесплатный мясной буфет для любого уважающего себя хищника.
Тут на первый план как раз выходит доминант. Яйценосы могут охотится и добывать пропитания для себя и своих носителей, как это всегда и было. Но им нужен был крупный самец, способный защитить стаю, защитить колонию. А защищает он колонию потому, что без колонии с носителями он не доминант, на кону его выстраданный репродуктивный успех. Самка-то всегда может сбежать от опасности и постараться пробиться в гарем более удачливого доминанта, производство детёнышей достаточно дёшево.
Для такой задачи нужен обострённый территориальный инстинкт, отсутствие тормозов и отмороженность на уровне медоеда или росомахи. Нужно демонстрировать агрессивную стойку и готовность драться, всегда. Большинство хищников два раза подумает, прежде чем решится напасть на добычу, которая ведёт себя, не так, как добыча — хищники осторожны, открытый вызов, отсутствие страха и демонстративная агрессия может их спугнуть. А если это не сработает, придётся кидаться на любого зверя, несмотря на его размеры, и пытаться причинить ему максимальный ущерб, рвать пасть, откусывать уши, выцарапывать глаза, пытаться перегрызть горло. Если нападающий выживет — пусть опасается самого запаха курий.
Очевидным образом, наиболее живучими колониями были те, которые охраняли самые крупные и агрессивные самцы, и их репродуктивный успех был максимальным. А значит, самкам выгодно было связывать свою судьбу с крупными и агрессивными самцами, чтобы рожать от них успешных сыновей. Молодые самцы, в свою очередь, устраивали поединки, чтобы привлечь самок в своей гарем и основать с ними новую колонию, или пытались свергнуть одряхлевшего доминанта. Обычная история:
«Комодские вараны — одиночные животные, но в сезон размножения, который длится с мая по август, они собираются в группы и устраивают сражения за внимание самок. Самцы принимают угрожающие позы, шипят, выгибают спину и раздувают шею, стараясь показаться больше. Ящеры сходятся врукопашную, стоя на задних ногах. Они опираются на хвосты, согнутые вбок, и хватают соперника передними лапами, стараясь уложить его на землю и прижать сверху своим туловищем. Обычно меньшие по размеру вараны уступают без боя. Если же встречаются два крупных самца, то борьба может закончиться травмами и даже смертью».
Самцы дерутся, самки смотрят — это далёкий прообраз того, что курии называют the killing. Пока что, это всё ещё традиционные для животного мира разборки. Но в какой-то момент запускается механизм, который называется «фишеровским убеганием».
«Фишеровское убегание (англ. Fisherian runaway) — предложенный в начале XX века Рональдом Фишером гипотетический механизм полового отбора, призванный объяснить эволюцию гипертрофированных брачных украшений, встречающихся у самцов многих видов живых существ, для которых характерно половое размножение. Согласно Фишеру, предпочтение со стороны самок и, как следствие, репродуктивное преимущество, получали наиболее украшенные самцы…
Гипотеза автора теории состоит в том, что самки выбирают привлекательных самцов с наиболее развитыми декоративными признаками только по причине обладания самцами этими признаками… Согласно Фишеру, возникшие в силу какой-то мутации предпочтения самок к самцам с более развитыми украшениями могут привести к тому, что самцы с более высокой степенью развития этого признака начинают оставлять больше потомства, чем те, которые этим признаком обладают в меньшей мере. В результате, следующее поколение наследует как более развитые украшения у самцов, так и предпочтения к таким самцам у самок. Таким образом, возникает механизм положительной обратной связи».
В самом широком смысле это означает, что самки начинают предпочитать самцов, у которых есть некий признак. Это повышает репродуктивный успех данных самцов, даже если сам признак совершенно бесполезен для выживания. И это повышает репродуктивный успех самок, уделяющих особое внимание именно этому признаку, наиболее разборчивых и нетерпимых к его отсутствию или слабой выраженности. Их сыновья точно получат этот признак, а значит, будут успешными у самок, а их дочери не будут соглашаться на меньшее, и так далее. В принципе, этот процесс может за сравнительно короткие сроки довести признак до абсурда, до границы утраты адаптивности.
Некоторые даже объясняли «фишеровским убеганием» рост размеров и сложности головного мозга у гоминидов. Объём черепной коробки постоянно рос, быстрее, чем появлялись задачи для подобного мозга. Анатомически современный человек уже существовал 200 000 лет назад. Свидетельства «умного» поведения, которое мы могли бы назвать «человеческим», появляются гораздо позднее — 50-40 тыс. лет назад. То есть, на протяжении сотен тысяч лет у человека был мозг, способный создать цивилизацию, но человек решал всё те же проблемы, которые до него успешно решал питекантроп. Зачем тогда был нужен такой крупный и затратный мозг? Может быть, женщины просто поощряли большеголовых парней со сложным поведением, потому что им такие нравились?
«Фишеровскоге убегание» в широком смысле слова я и собираюсь использовать для объяснения некоторых особенностей курий, как вида. Когда дрались крупные самцы, кому-то всё-таки пускали кровь, и иногда дело доходило даже до гибели проигравшего, потому что эволюция лепила из самцов агрессивных защитников логова с носителями. Но самки курий стали поощрять кровопролитие, награждая убийц непропорциональным репродуктивным успехом. Изуродовал врага — отлично, убил — ещё лучше, повалил и начал жрать — к такому выстраивается очередь из самок, и их яйцеклады заранее эрегируются при мысли, как они будут заколачивать в носителя оплодотворённые чемпионом яйца. Придирчивые самки, требующие жесткача и не соглашающиеся на меньшее, и всё более и более отмороженные самцы, которые обеспечивали им этот жесткач, пока вид не упёрся в стенку, за которой уже начиналось падение приспособляемости.
На фоне кровавых брачных схваток протокурии становились всё крупнее, умнее и агрессивнее, и доминанты росли опережающими темпами. Самки присваивали высокий ранг убийцам и отказывались откладывать яйца тех, кого воспринимали низкоранговой особью. В конечном счёте, это даже приносило определённую пользу. Крупный, агрессивный, живучий, не боящийся боли доминант мог быть полезен при охоте на мегафауну — на той стадии, когда даже недоминанты курий стали достаточно крупными для того, чтобы общими силами успешно оборонять колонию от обычных хищников. Прагматичная необходимость в самце-защитнике — отбор самца по размерам и агрессивности — «фишеровское убегание» — адаптация вида к существованию доминантов.
К этому моменту вид вошёл в «фазу Поршнева«. Как сказал бы сам Поршнев, протокурии, честные хищные животные, превратились в антиживотных, достаточно умных для того, чтобы выйти за рамки чисто биологического поведения, но лишённых какой-либо культуры и рефлексии. Предки разумных курий начали охотится на крупных зверей ещё до того, как изобрели оружие, для этого им пока что хватало природных когтей и зубов, скорости и силы, хитрости и способности координировать усилия. Доминант, безусловно, являлся отличным средством усиления. Но сами того не желая, курии создали биологическое оружие, наиболее эффективное против них самих, терминатора, лишённого табу на убийство особей своего вида. Доминант мог убить более слабого доминанта (и регулярно делал это на протяжении своей жизни), а любую другую курию он просто уничтожал. Дисциплина в колонии поддерживалась тем, что доминант был безусловно сильнее любой другой особи, и мог растерзать её за малейшее непослушание. Только организованная группа яйценосов могла хоть как-то ему противостоять, но даже они не хотели рисковать и провоцировать конфликт с доминантом. Доминант превратился в Племенного Каннибала, который всегда был рядом. (Есть такой трэш, «системно-векторный психоанализ», вот там автор обожал гнать про главного каннибала племени. Не надо туда ходить.) Доминант решал, кому жить, а кому умереть. Доминант принимал решение о поедании лишних носителей. Доминант мог перевести любого из членов стаи в мясо, например, за полученную на охоте травму. Доминант сортировал детёнышей и пожирал тех, которые казались ему неэффективными, тупыми, недоразвитыми, слабыми.
И да, в голодные годы, когда начинались перебои с добычей, а крупные колонии распадались, доминант и его гарем могли начать охоту на одиночных курий, эксплуатируя их, как пищевой ресурс. Одиночка — чужак — мясо. (Современные курии не едят других курий, но это культурный запрет, и довольно слабый, он даже не распространяется на других разумных существ.) Такая охота была именно охотой, а не поединком. Кровавый поединок двух доминантов — это брачное поведение, завязанное на сексуальные инстинкты.